— Плохо. У меня нет чувства ритма.

— У меня тоже. Давайте все-таки попробуем?

Мы втискиваемся в сплошную массу танцующих, и она медленно несет нас вперед.

— Ночной клуб, трое мужчин и ни одной женщины — почему это? — удивляется Герда.

— А почему бы и нет? Мой друг Георг уверяет, что если приводишь женщину в 
ночной клуб, то тем самым толкаешь ее на то, чтобы наставить ему рога.

— Кто это, ваш друг Георг? Тот вон, с толстым носом?

— Нет, лысый. Он сторонник гаремной системы и считает, что женщин выставлять 
напоказ не следует.

— Ну конечно… а вы?

— У меня никакой системы нет. Я как мякина, которую несет ветер.

— Не наступайте мне на ноги, — замечает Герда. — Никакая вы не мякина. В вас, 
по крайней мере, семьдесят кило.

Я приосаниваюсь. Нас как раз проталкивают мимо столика Эрны, и сейчас она, 
слава Богу, меня узнала, хотя ее голова лежит на плече спекулянта с перстнем и 
он вцепился в ее талию. Какое тут, к дьяволу, соблюдение синкоп! Я улыбаюсь, 
глядя вниз на Герду, и крепче прижимаю ее к себе. При этом наблюдаю за Эрной.

От Герды пахнет духами «Ландыш».

— Лучше отпустите-ка меня, — говорит она. — Таким способом вы все равно ничего 
не выиграете в глазах той рыжей дамы. А ведь вы именно к этому и стремитесь, 
верно?

— Нет, — вру я.

— Вам надо бы совсем не обращать на нее внимания. А вы, точно вас 
загипнотизировали, все время глаз с нее не сводили, а потом устраиваете вдруг 
эту комедию со мной. Господи, до чего же вы еще неопытны в таких делах!

Однако я стараюсь сохранить на лице притворную улыбку: только бы Эрна не 
заметила, что я и тут сел в калошу.

— Ничего я не подстраивал, — пытаюсь я оправдаться. — Просто мне сначала не 
хотелось танцевать.

Герда отстраняет меня.

— До кавалера вы тоже, как видно, не доросли! Давайте прекратим. У меня ноги 
болят.

Не объяснить ли ей, что я имел в виду совсем другое? Но кто знает, куда все это 
опять заведет меня? Лучше уж попридержу язык и проследую с высоко поднятой 
головой, хоть и пристыженный, к нашему столу.

А тем временем алкоголь успел оказать свое действие. Георг и Ризенфельд уже 
перешли на «ты». Имя Ризенфельда — Алекс. Не пройдет и часа, как он и мне 
предложит перейти на «ты». Завтра утром все это будет, конечно, забыто.

Я сижу в довольно унылом настроении и жду, когда Ризенфельд наконец устанет. 
Танцующие пары скользят мимо в ленивом потоке шума, влекомые жаждой телесной 
близости и стадным чувством. С вызывающим видом проплывает мимо Эрна. Она меня 
игнорирует, Герда подталкивает меня.

— А волосы-то крашеные, — заявляет она, и у меня возникает отвратительное 
чувство, что она хочет меня утешить.

Я киваю, мне кажется, я выпил достаточно. Ризенфельд наконец подзывает кельнера.
 Лиза ушла — теперь и его тянет прочь отсюда.

Пока мы рассчитываемся, проходит некоторое время. Ризенфельд действительно 
платит за шампанское; я боялся, что он бросит нас с этими четырьмя заказанными 
им бутылками. Мы прощаемся с Вилли, Рене де ла Тур и Гердой Шнейдер. И без того 
пора расходиться: музыканты укладывают инструменты. У выхода и в гардеробе 
давка.

Вдруг я оказываюсь рядом с Эрной. Ее кавалер, огребаясь длинными руками, 
пробивается к вешалке, чтобы достать ее пальто. Эрна меряет меня с головы до 
ног ледяным взглядом.