только владеет аргентинским вариантом, но также бразильским и, очевидно, 
несколькими другими вариантами. Словно ловкий фигурист, делает он на паркете 
пируэты вокруг ошеломленной Лизы.

— Ну как ты? — спрашиваю я Георга. — Не расстраивайся. Здесь — маммон, а у тебя 
— чувство. Несколько дней назад я тоже получил полезные уроки на этот счет. И 
даже от тебя — притом самым пикантным образом. Скажи, как удалось Лизе сегодня 
утром выбраться из твоей комнаты?

— Да с трудом. Ризенфельд решил использовать контору в качестве наблюдательного 
пункта. Он решил наблюдать за ее окном. Я думал, что отпугну его, если открою, 
кто такая Лиза. Ничего не помогло. Он мужественно перенес это. Наконец мне 
удалось на несколько минут утащить его в кухню, чтобы напоить кофе. Тут Лиза и 
выскользнула. Когда Ризенфельд вернулся в контору и снова занялся разведкой, 
она уже благосклонно улыбалась ему из своего окна.

— Она была в кимоно с аистами?

— Нет, с мельницами.

Я смотрю на него. Он кивает.

— Обменяли на маленькое надгробие. Это было необходимо. Во всяком случае, 
Ризенфельд с поклонами крикнул ей через улицу, что приглашает ее и нас сегодня 
вечером в «Красную мельницу».

— На это он не решился бы, если бы она еще называлась «де ла Тур».

— Он пригласил ее очень почтительно. Лиза согласилась. Она подумала, что это 
нам поможет в деловом смысле.

— И ты тоже так считаешь?

— Ну да, — весело отозвался Георг. Ризенфельд и Лиза возвращаются после танца. 
Ризенфельд вспотел. Лиза свежа, как монастырская лилия. К моему величайшему 
изумлению, я вдруг вижу в глубине бара, между воздушными шарами, новую фигуру. 
Это Отто Бамбус. Он стоит среди ресторанной толчеи с несколько растерянным 
видом и так же здесь не к месту, как был бы не к месту Бодендик. Потом рядом с 
ним появляется рыжая шевелюра Вилли и откуда-то доносится командирский бас Рене 
де ла Тур:

— Бодмер, вольно.

Я прихожу в себя.

— Отто, — обращаюсь я к Бамбусу, — какой ветер тебя сюда занес?

— Я, — отвечает Вилли, — я хочу внести свой вклад в немецкую литературу. Отто 
скоро предстоит вернуться в деревню. Тогда у него будет время оттачивать стихи 
о греховности мира. Но сначала он должен хоть увидеть его.

Отто кротко улыбается. Близорукие глаза моргают. Лоб слегка вспотел. Вилли 
вместе с Отто и Рене садятся за соседний столик. Между Лизой и Рене происходит 
мгновенная дуэль взглядов, причем дамы обстреливают друг друга настильным огнем.
 Затем обе, непобежденные, снова повертываются к своим столам, надменные и 
улыбающиеся.

Отто наклоняется ко мне.

— Я закончил цикл «Тигрица», — шепчет он. — Вчера ночью. Уже задумал новый 
цикл: «Багряная женщина». Может быть, я назову его «Великий зверь Апокалипсиса» 
и перейду на свободные ритмы. Это будет нечто исключительное. Меня осенило 
вдохновение!

— Хорошо, но чего ты тогда ждешь от ночного клуба?

— Всего, — отвечает Отто, сияя от счастья. — Я всегда ожидаю всего, это и есть 
самое интересное, когда ничего заранее не знаешь. Впрочем, ты ведь знаком с 
одной дамой из цирка?

— Дамы, с которыми я знаком, не для таких начинающих, как ты, с ними не будешь 
тренироваться, — отвечаю я. — Впрочем, ты, должно быть, действительно еще 
ничего не познал, наивный верблюд, иначе ты не держался бы так откровенно 
глупо! А потому заруби себе на носу правило номер один: руки прочь от чужих дам 
— у тебя не то сложение.

Отто покашливает.

— Ага, — заявляет он. — Буржуазные предрассудки! Но я ведь не имею в виду 
замужних женщин.