Он сел так, что ему видна вся площадка для танцев.

— Я догадался с самого начала, — заявляет он мне. — И хотел только посмотреть, 
как вы будете мне морочить голову. Аристократки не живут против маленькой 
конторы по установке надгробий и в таких домах!

— Удивительно, как вы, светский человек, могли сделать настолько ошибочный 
вывод, — отвечаю я. — А вам следовало бы знать, что в наши дни аристократки 
почти только так и живут. Их довела до этого инфляция. Дворцам пришел конец, 
господин Ризенфельд. А если он у кого еще и остался, то в таком дворце сдают 
комнаты. Деньги, полученные по наследству, растаяли. Королевские высочества 
живут в меблирашках, бряцающие саблями полковники с зубовным скрежетом пошли в 
страховые агенты, а графини…

— Довольно! — останавливает меня Ризенфельд. — Я сейчас заплачу. Дальнейшие 
разъяснения излишни. Но историю с фрау Вацек я раскусил тут же. Меня просто 
забавляли ваши неуклюжие попытки втереть мне очки.

Он смотрит вслед Лизе, которая танцует с Георгом фокстрот. Я уже не напоминаю 
этому оденвэльдскому Казанове, что он назвал Лизу француженкой, а ее походку 
сравнил с походкой полной и стройной пантеры, — это вызвало бы немедленный 
разрыв между нами, а нам до зарезу необходим гранит.

— Однако в целом это ничему не мешает, — примирительно говорит Ризенфельд. — 
Наоборот, она тем привлекательнее. Такие женщины — это сам народ… Посмотрите, 
как она танцует. Как… Как…

— Как полная и стройная пантера, — подсказываю я.

Ризенфельд косится на меня.

— Иногда вы кое-что понимаете в женщинах, — бурчит он.

— Научился… от вас!

Он чокается со мной, явно польщенный.

— Одно хотелось бы мне знать, — продолжаю я. — У меня такое ощущение, что у 
себя дома, в Оденвэльде, вы — безупречный гражданин и отец семейства: вы ведь 
нам как-то показывали фотографии своих трех детей у окруженного розами дома, в 
стены которого вы принципиально не вложили ни куска гранита, — как неудавшийся 
поэт, я ставлю вам это в большую заслугу; так почему вы, уехав оттуда, 
превращаетесь в этакого короля ночных клубов?

— Чтобы дома с тем большим удовольствием вести себя как добродетельный 
гражданин и отец семейства, — не задумываясь, отвечает Ризенфельд.

— Уважительная причина. Но зачем вам эти окольные дороги?

Ризенфельд усмехается.

— Таков мой демон. Двойственность человеческой природы. Никогда о такой штуке 
не слышали? А?

— Я не слышал? Да я сам образец подобного раздвоения.

Ризенфельд разражается обидным смехом, примерно таким же, как сегодня утром 
Вернике.

— Вы?

— Такая двойственность существует и на более высоком духовном уровне, — заявляю 
я.

Ризенфельд делает глоток вина и вздыхает:

— Действительность и фантазия! Вечная погоня, вечные противоречия. Или… — 
иронически добавляет он, овладев собой, — в вашем случае, так как вы поэт, 
конечно, тоска и утоление, Бог и плоть, космос и локус…

К счастью, снова звучат трубы. Георг и Лиза возвращаются с танцевальной 
площадки. Лиза — это прекрасное видение в абрикосовом крепдешине. Ризенфельд, 
узнав о ее плебейском происхождении, потребовал, чтобы мы искупили свой обман и 
в качестве его гостей все вместе отправились в «Красную мельницу». Он 
отвешивает Лизе поклон.

— Разрешите, сударыня, пригласить вас на танго, если вы не…

Лиза на голову выше Ризенфельда, и зрелище обещает быть интересным. Но, к 
нашему удивлению, гранитный король оказывается выдающимся мастером танго. Он не