мыс Горн, под началом де Рюйтера бороздить просторы Тихого и  Индийского
океанов. Много лет прошло с тех пор, десятка полтора, не  меньше.  В  ту
пору Ян Янсен служил простым матросом, а де Рюйтер был  молодым  капита-
ном, вроде нынешнего Карфангера. Совместная служба под началом голландца
де Рюйтера прочно связывала капитана и штурмана "Мерсвина".
   - Желаю спокойной вахты, штурман, - Карфангер еще раз обвел  взглядом
горизонт, оглядел такелаж и паруса судна и лишь после  этого  отправился
на полуют, спустился по трапу в узкий проход  между  жилыми  помещениями
правого и левого борта, в которых размещались корабельный плотник, таке-
лажный мастер, боцман и штурман. Проход вел к  капитанской  каюте,  мало
чем отличавшейся от подобных кают на других торговых суднах.  В  боковых
отсеках, выдававшихся за наружную обшивку  обоих  бортов,  располагались
друг за другом отделенные от прохода занавесками койки - по две с каждой
стороны, - освещавшиеся крошечными иллюминаторами. Под  пятью  кормовыми
окнами, параллельно ахтерштевню, стоял обитый толстым сукном топчан,  по
обе стороны от него - ряд невысоких,  всего  до  нижнего  края  кормовых
окон, шкафов. Еще два шкафа, но уже высоких, достававших до самой  пере-
борки, виднелись по обе стороны от двери. Возле топчана стоял стол, при-
битый к покрытому ковром полу железными скобами. Единственную  подвижную
мебель составляли три кресла с клешнеобразными ножками,  расположившиеся
полукругом у стола, над которым раскачивался, описывая самые  замыслова-
тые фигуры, подвешенный на цепях к переборке окованный железом фонарь.
   Некоторое время Карфангер, словно завороженный, не отрывал взгляд  от
этого маятника, затем энергично встряхнул головой.
   "Чепуха, - подумалось ему, - фонарь неподвижен, неподвижен как и Сол-
нце. Зато все остальное находится в беспрестанном движении - звезды. Лу-
на и Земля. Ветер и волны движут корабль, раскачивают его,  в  то  время
как фонарь... Еще недавно он светил в Гамбурге, теперь вот приплыл вмес-
те с судном сюда, сам оставаясь неподвижным... неподвижным ли?"  Карфан-
гер провел ладонью по лбу, словно стирая эту мысль из памяти. Как был, в
тяжелых сапогах и задубевшем от сырости плаще, он рухнул в одно из  кре-
сел с ножками-клешнями у стола, заваленного книгами, морскими картами  и
всевозможными измерительными инструментами. В огромном количестве книг и
заключалось, собственно, единственное отличие этой капитанской каюты  от
ей подобных: стопы книг на немецком, голландском, английском и французс-
ком языках громоздились и на маленьких шкафах, чуть ли  не  до  половины
закрывая кормовые окна. Конечно, капитан "Мерсвина" отдавал Богово Богу,
однако в повседневной жизни и  труде  предпочитал  руководствоваться  не
только мудростью Писания.
   Он вдруг подумал о том, как много в мире изменилось с  тех  пор,  как
Христофор Колумб в поисках Индии отправился на запад, и  последний  уце-
левший корабль Фернана Магеллана впервые совершил кругосветное путешест-
вие. Протянув руку, Карфангер извлек из вороха книг на столе Ветхий  за-
вет, открыл его и стал читать. "И нарек Адам жену свою Евой,  ибо  стала
она матерью всех живых". "Всех живых" стояло там, а не "всех живущих", и
прежде чем Карфангер успел задуматься над этим, его сморил  сон.  Голова
его опустилась на согнутую руку, закрывавшую притчу об изгнании из  рая.
Фонарь над столом перестал раскачиваться.  "Мерсвин"  по-прежнему  ходко
шел вперед, переваливаясь с боку на бок на крутых гребнях волн  Атланти-
ческого океана.
   Одинокая фигура Яна Янсена с подзорной трубой под мышкой  по-прежнему
маячила на шканцах. Уже несколько часов подряд штурман мерил шагами  па-
лубу; остановившись, он взглянул на небо и едва только  успел  подумать,
что солнце уже в зените, как сверху, с мачты, донесся крик дозорного:
   - О-го-го! Парус впереди слева по борту!
   Ян Янсен буквально взлетел по лесенке на  полуют  и  навел  подзорную
трубу. Но встречный корабль находился еще далеко, и прошло не менее  по-
лучаса, прежде чем он приблизился настолько, чтобы можно было сказать  о
нем что-либо определенное. Это был раздутый в боках низко сидящий в воде
галион, наполовину скрытый огромным блинд  -  парусом,  построенный,  по
всей вероятности, на одной из английских верфей. Но на топе его фок-мач-
ты развевался флаг принца Оранского,  а  на  топе  грот-мачты  -  нидер-
ландский флаг. Флагов на бизань-мачте и на кормовом  флагштоке  не  было
видно: их скрывали паруса и такелаж. Штурман прикинул, что водоизмещени-
ем встречный парусник будет тонн на  пятьсот,  против  неполных  трехсот
"Мерсвина". Отсюда следовало, что у незнакомца  больше  пушек.  Все  это
следовало оценить как  можно  раньше,  на  тот  случай,  если  намерения
встречного корабля окажутся не  самыми  лучшими.  От  наметанного  глаза
штурмана не укрылось и преимущество незнакомца  в  парусном  вооружении,
тем более, что "Мерсвину" пришлось бы, если дело и впрямь дойдет до сра-
жения, убрать лисели, чтобы лучше маневрировать. Парусник  подходил  все
ближе, вскоре Янсен мог уже отчетливо различить в его левом борту четыр-
надцать орудийных портов. Еще четырнадцать орудий правого  борта  и  две
кормовых пушки - на судах такого типа они обычно устанавливались по  обе
стороны от руля - давали в общей сложности тридцать орудий, в  то  время
как "Мерсвин" нес всего пять восемнадцатифунтовых пушек по каждому борту
и две двадцатичетырехфунтовых на корме.
   Тут на полуюте появился боцман Клаус Петерсен.
   - Ну, что там видно, лейтенант? - Всякий раз, когда в  воздухе  пахло
порохом, боцман величал штурмана лейтенантом - такое звание обычно носил