верс в Кадисе попросил у капитана, как положено, расчет и сошел  на  бе-
рег, но тот не выдал ему причитающегося жалованья, а кроме того, и  сун-
дучка с вещами отца, как, впрочем, и  его  собственного.  К  концу  этих
россказней вокруг Зиверса собралось довольно много  слушателей,  и  тот,
ободренный всеобщим вниманием, плел все новые и новые небылицы.
   - После боя камзол Карфангера был весь дырявый, что  твое  решето.  И
почему он все время ходит в море один? Почему не в караване, под охраной
конвоиров, как все порядочные шкиперы? Зачем ему скрывать,  куда  он  на
самом деле отправляется, и что у него вообще на уме? - рассказчик  пере-
водил взгляд с одного на другого, пока не остановил его на  трактирщике.
Тот поднялся и позвал Михеля Зиверса за собой в отдельную маленькую ком-
нату, где они могли без помех продолжить разговор.
   Йохен Мартенс именовал эту комнату "шкиперской горницей". Многие гам-
бургские капитаны и шкиперы появлялись здесь до выхода в  море  и  после
возвращения из рейса. С этой комнатой, как, впрочем, и со  всем  тракти-
ром, дело обстояло так. В былые времена  Йохен  Мартенс  плавал  старшим
боцманом на одном из конвойных кораблей Томаса Утенхольта, а когда поте-
рял ногу, тот помог ему купить "Летучую рыбу". Этот же Утенхольт  прило-
жил руку к тому, чтобы Йохен Мартенс заведовал и выкупной кассой.  Адми-
ралтейство и старейшины гильдии капитанов некогда  учредили  эту  "кассу
восьми реалов", и Йохен Мартенс ежегодно получал сто талеров для ее  по-
полнения. Благодаря глазам и ушам трактирщика Томас  Утенхольт,  в  свою
очередь, знал все, о чем говорили капитаны в "шкиперской горнице",  отс-
читывая Мартенсу очередной взнос в выкупную кассу.
   Здесь стояли столы и удобные кресла с подлокотниками. Сквозь  разноц-
ветные стекла окон в комнату лился  приглушенный  дневной  свет.  Тускло
блестели оловянные кувшины и кружки, расставленные на карнизе из дубовой
доски, вделанном  в  облицованные  деревом  стены.  В  полумраке  самого
дальнего угла стоял деревянный ларец, богато украшенный резьбой,  крышка
которого была заперта на два висячих замка, сделанных  руками  искусного
кузнеца. Кроме того, ларец был крепко-накрепко привинчен к полу большими
винтами. Казалось, что выкупная касса находится в полной безопасности.
   - Заходи, заходи, малый! - торопил Йохен Мартенс молодого Зиверса,  -
рассказывай, как все было на самом деле.
   И Зиверс выложил ему все, даже то, о чем охотно предпочел бы не расп-
ространяться. Трактирщик выслушал его и спросил:
   - И что теперь ты собираешься делать? Опять пойдешь наниматься к Кар-
фангеру?
   - Ни за какие деньги я не пойду в море со шкипером, на  чьей  совести
гибель моего отца!
   Трактирщик даже удивился тому, сколько ненависти вложил молодой моряк
в эти слова. Он задумался. Такой человек всегда мог пригодиться на одном
из кораблей Томаса Утенхольта, который не питал особого  расположения  к
этому Карфангеру.
   - Я мог бы замолвить за тебя словечко старому Утенхольту, - сказал он
Зиверсу. Тот не возражал.
   - Но учти, все его корабли пока  еще  в  море.  -  Трактирщик  указал
пальцем на ларец в углу. - Я помогу тебе перебиться до поры до  времени:
получишь пару талеров из выкупной кассы.
   С этими словами Йохен Мартенс полез за ворот рубахи и извлек огромный
ключ, висевший у него на шее на кожаном шнурке. Отперев замки  и  подняв
крышку ларца, он спросил через плечо:
   - Сколько тебе, двадцать, тридцать?
   - Неплохо бы побольше... Талеров, так, пятьдесят, - промямлил Зиверс.
   - Ладно, пятьдесят, так пятьдесят. Вернешь шестьдесят,  понял?  Через
полгода и ни днем позже, к концу года деньги снова должны лежать в  кас-
се.
   - Тогда хватит и половины, - разочарованно протянул Зиверс.
   Трактирщик отсчитал двадцать пять талеров и вручил их матросу со сло-
вами: "К рождеству вернешь тридцать, понятно?".
   - Понятно, понятно, - ответил сын плотника.
   В то время как Михель Зиверс тщательно рассовывал по карманам  сереб-
ряные талеры, а Йохен Мартенс запирал сундук с деньгами, вновь  и  вновь
напоминая молодому матросу, чтоб он держал язык за  зубами  относительно
происхождения этих денег, в устье Эльбы вошли "Мерсвин" с "Дельфином"  и
стали на якорь у Ритцебюттеля. Не успели первые моряки сойти  на  берег,
как набежавшая  толпа  мужчин,  женщин  и  детей  обступила  их  плотным
кольцом, и отовсюду посыпались бесчисленные вопросы. Как  всегда,  молва
оказалась быстрее кораблей, и весть об успешном  сражении  "Мерсвина"  с
пиратским фрегатом, о вызволенных из  рабства  гамбургских  моряках  уже
давно докатилась до этих мест. Их родные не побоялись отправиться в  да-
лекий путь до Ритцебюттеля - последнего клочка земли у самого моря,  еще
принадлежавшего вольному городу, - хотя это было далеко не безопасно. Со
времен большой войны левый берег Эльбы в ее нижнем течении был  вотчиной
шведов, а на правом обосновались датчане. Здесь повсюду еще рыскали шай-
ки мародеров, не бросивших своего  ремесла  и  после  окончания  военных
действий; поэтому большинство граждан Гамбурга предпочитало не  покидать
пределов городских стен и укреплений.
   Толпа все разрасталась. Со всех сторон неслись крики "Гип-гип ура!" и
"Виват Карфангеру!". Поначалу капитан "Мерсвина"  собирался  всего  лишь