туземцев. Мой отец тоже стал штурманом и ходил в море до тех  пор,  пока
за ним не закрепилось прозвище "сын еретика и  ведьмы",  после  чего  ни
один судовладелец не желал с ним разговаривать. Тогда он нанялся простым
матросом на какую-то каботажную посудину, но и там братья во Христе пос-
тарались сделать его жизнь сущим адом. Спас его один алжирец, и  прокли-
наемый всем христианским миром Алжир принял моего отца в свои объятия  и
стал его новой родиной.
   Карфангер слушал рассказ пиратского вожака и думал о судьбе своих со-
бственных предков. Его дед, спасаясь от преследований испанской инквизи-
ции и от карательных полков свирепого герцога Альба, в числе многих сво-
их соотечественников покинул Голландию и  отправился  на  поиски  нового
пристанища.
   - Ваш отец уехал в Алжир, - задумчиво промолвил Карфангер, - мой  дед
по тем же причинам вынужден был покинуть Голландию, и  ганзейский  город
Гамбург гостеприимно распахнул перед ним свои ворота.
   Это сравнение не произвело на Юсуфа ибн Морада ни малейшего впечатле-
ния. Он лишь поинтересовался, откуда у Карфангера собственное судно, ес-
ли его родители были всего лишь бедными переселенцами.
   - Разве не верно, - спрашивал рейс, - что богатство многих домов пос-
тоянно возрастает, хотя их владельцы не утруждают себя  работой?  Но,  с
другой стороны, в таких городах появляется все больше и больше  нищих  и
голодных. Стоит ли удивляться, что многим из них надоедает нищенство,  и
они начинают искать других способов добычи хлеба насущного?
   Обо всех этих вещах Карфангер и сам задумывался уже не раз. Но  разве
мир не изначально поделен на богатых и бедных? И возможно ли вообще  та-
кое мироустройство, каким его описывает Томас Мор в своей "Утопии"?  Од-
нако сейчас ему меньше всего хотелось обсуждать с пленным алжирцем  свои
семейные дела, поэтому он перевел разговор в другое русло.
   - Правду ли говорят, что в Алжире, Тунисе и Триполитании нет нищих?
   - Много встречал я неверных, которые обходили все улицы Алжира в тще-
тных поисках нищих и попрошаек. А когда на их глазах каждый рейс  честно
делил добытое в море между своими людьми, то немудрено, что многие пред-
почли спасать свои души иным, отличным от проповедуемого  вашими  попами
образом.
   - И другой причины вы не видите? Насколько я знаю, кое-кто из престу-
пивших в свое время закон пытался таким способом избежать виселицы, что-
бы и далее промышлять разбоем и грабежом. Не спорю, возможно,  с  кем-то
обошлись несправедливо, ибо много еще несправедливости творится  в  этом
мире. Однако это не дает пострадавшим права мстить за  то,  что  с  ними
несправедливо обошлись, посредством такой же или еще большей  несправед-
ливости. Вы считаете себя и свое ремесло  достойными  почестей?  Но  как
можно почитать вас за то, что вы каждого попавшего к вам в лапы честного
моряка, не желающего становиться ни мусульманином, ни пиратом, отправля-
ете на галеры? Или ваши рейсы делятся добычей  с  гребцами-невольниками?
Вы сокрушаетесь по поводу бедности простого человека - и в то  же  время
отнимаете у его жены и детей единственного кормильца. Это, по-вашему,  и
есть достойное занятие?
   - Коль вы заговорили о чести и достоинстве, то подумайте  хорошенько:
чем рискуют ваши пузатые толстосумы, загребая деньги, заработанные вашим
трудом? Нет, это не они, а мы каждый день ставим  на  карту  собственную
жизнь. Выше этой ставки не бывает. Они же...
   - Ну все, довольно этих разговоров! - Карфангер прервал рейса на  по-
луслове, убедившись, что спорить с ним бесполезно. - Риск, на который мы
идем всякий раз, выходя в море, велик и благодаря усилиям таких, как вы,
не становится меньше. Теперь мне совершенно ясно, с кем приходится иметь
дело. И хотя беспощадное истребление пиратской нечисти есть святой  долг
каждого честного моряка, я все же намереваюсь отправить  вас  и  остатки
вашей шайки обратно в Алжир, чтобы вы могли рассказать вашему  бею,  как
один гамбургский "купец"...
   - О, конечно, конечно! Ваше великодушие сбережет  почтенным  бюргерам
города Гамбурга их драгоценные талеры, а не то я давно бы  уже  болтался
на фока-рее вашего вонючего корыта.
   Карфангер позвал боцмана и, когда тот явился, приказал:
   - Уберите его с моих глаз. Посадите снова в трюм к остальным.
   Боцман мигнул обоим маатам и те, не особо церемонясь, выдернули рейса
из кресла, заломили ему руки за спину и скрутили их концом, который дав-
но уже держали наготове. Когда они потащили алжирца к двери,  он  неожи-
данно уперся и воскликнул, обращаясь к Карфангеру:
   - Еще два слова, капитан, всего два слова!
   Карфангер, не оборачиваясь, махнул рукой, давая понять, что не желает
его больше слушать, однако рейс настойчиво повторил просьбу.
   - Ну что там еще? - недовольно проворчал Карфангер. - Мне кажется, мы
уже все выяснили.
   - Знакомо ли вам имя Тимона Афинского?
   - Тимон Афинский? Не знаю такого. А в чем дело?
   - Я заметил у вас на столе том в четверть листа,  принадлежащий  перу
мистера Шекспира. В одной из своих пьес он описывает жизнь некоего Тимо-
на Афинского. При случае непременно прочтите, быть может, там вы найдете
и другие причины превращения добрейшего из добрейших в ужасного  челове-
коненавистника - причины, кажущиеся порой непостижимыми. Может быть,  вы