вашего
чувства.
   - Ах! Это они все говорят! - воскликнул метис  с  злобной  иронией,  не
сводя глаз с Джальмы. - То есть те, кто  мало  любят...  Искренне  любящая
женщина не выказывает столь оскорбительного  недоверия...  Для  нее  слово
любимого человека - приказание. Она не  торгуется...  не  доводит  страсть
мужчины до безумия, чтобы удобнее господствовать над ним... Нет, нет, если
бы она должна была пожертвовать жизнью, честью ради желания милого, она не
остановилась бы перед этим...  Для  нее  воля  возлюбленного  выше  всяких
законов, божеских и человеческих... А такие женщины, как та, из-за которой
я страдаю...  хитрые  создания,  злобно  гордящиеся  тем,  что  они  могут
поработить мужчину, завладеть им, чем более он независим  и  свободолюбив,
раздражающие  его  страсть  маленькими  уступками...  это  не  женщины,  а
дьяволы!  Они  радуются  слезам  измученного  ими  человека.  Они  коварно
вычисляют, насколько им можно отказать в ласках изнемогающему  от  страсти
любовнику, чтобы не довести его до отчаяния... О, как низки и холодны  они
сравнительно с женщиной, которая,  обезумев  от  любви,  говорит  любимому
человеку: "Бери меня, я твоя... твоя...  пусть  завтра  меня  ждет  позор,
смерть, пусть ты покинешь меня... Ничего!.. Зато сегодня ты счастлив...  а
моя жизнь не стоит и одной твоей слезы!.."
   Чело Джальмы постепенно омрачалось.  В  словах  Феринджи  ему  слышался
намек на поведение и слова Адриенны. Но  так  как  он  никогда  ничего  не
говорил метису, то, конечно, это совпадение являлось игрою случая. Хотя  в
голове Джальмы и мелькнула горькая мысль о том, что и любимая  им  женщина
ставит долг выше любви, но влияние  молодой  девушки  оказалось  настолько
сильно и благотворно, что он отогнал эту  мысль  и,  успокоившись,  сказал
Феринджи, искоса за ним наблюдавшему:
   -  Горе  затемняет  твой  разум...  Если  у  тебя  нет  другого  повода
подозревать любимую женщину... то успокойся: ты любим...  и  больше,  быть
может, чем думаешь!
   - Увы! Если бы вы говорили правду, господин, - грустно произнес  метис;
затем, как бы растроганный словами принца, он продолжал:
   - А между тем, я говорю себе: значит, для этой женщины есть нечто  выше
ее любви ко мне? Стыдливость, достоинство, честь...  Положим,  это  так...
это благородные чувства... Но она ими не пожертвует ради моей любви... они
сильнее ее... значит... когда-нибудь... она пожертвует и моей любовью...
   - Ты ошибаешься, - мягко возразил  Джальма,  хотя  слова  метиса  снова
больно задели его. - Чем выше любовь женщины, тем чище и  целомудреннее...
Любовь порождает именно эти чувства... Она ими управляет... а не они ею.
   - Справедливо, господин, - с горькой иронией  продолжал  метис.  -  Она
хочет по-своему доказать мне свою любовь... Хорошо... мне остается  только
покориться...
   И, (внезапно остановившись, метис закрыл лицо руками и громко застонал.
Выражение его лица было так ужасно и мучительно, что  Джальма  с  тревогой
схватил его за руку и взволнованно сказал:
   - Успокойся... не волнуйся  так...  послушай  увещевания  друга...  они
отгонят дурные мысли... Говори, что с тобой?
   - Нет, нет, это слишком страшно!
   - Говори, прошу тебя...
   - Оставьте несчастного с его неизлечимым горем...
   - Неужели ты считаешь меня  на  это  способным?  -  спросил  Джальма  с
кротостью и достоинством, которые, казалось, произвели сильное впечатление
на метиса.
   - Увы! Господин... - продолжал он, все еще колеблясь. - Вы требуете?
   - Да, требую... Говори...
   -  Ну,  так  я  вам  не  все  сказал...  меня  удержал  стыд...  боязнь
насмешки...  Вы  спрашивали,  почему  я  думал,  что  мне  изменили?..   Я
говорил... о подозрениях... о холодности... этого  мало!  Сегодня  вечером
эта женщина...
   - Говори...
   -  Эта  женщина  назначила   свидание...   человеку...   которого   она
предпочитает...
   - Кто тебе это сказал?
   - Некто, пожалевший о моем ослеплении.
   - А если он тебя обманул или сам обманывается?
   - Он обещал мне дать доказательства!
   - Какие же доказательства?
   - Он предложил мне присутствовать при их  свидании.  "Быть  может,  это
свидание невинно, несмотря на все признаки. Судите сами,  и,  если  у  вас
хватит на это мужества, вашей мучительной нерешительности наступит конец",
- сказал мне этот человек.
   - Что же ты ему ответил?
   - Ничего... Я потерял голову и пошел просить вашего совета... -  Затем,
с жестом  отчаяния,  метис  прибавил,  дико  расхохотавшись:  -  Совета...
совета... я должен был его просить у лезвия моего кинжала... Оно  ответило
бы мне: "Крови!.. Крови!"
   И метис судорожно схватился за рукоятку кинжала, который был заткнут  у
него за поясом.
   Есть какая-то роковая, пагубная заразительность  в  подобных  вспышках.
При виде гневного, перекошенного яростью и ревностью лица Феринджи Джальма
вздрогнул. Ему вспомнился безумный гнев, овладевший им, когда  княгиня  де
Сен-Дизье говорила Адриенне, что та не посмеет отрицать: Агриколь  Бодуэн,
ее мнимый любовник, был найден у нее в спальне.
   В ту  минуту,  благодаря  гордому,  полному  достоинства  виду  молодой
девушки, Джальма почувствовал  презрение  к  низкой  клевете,  на  которую
Адриенна не хотела даже отвечать. Но несмотря на это, два или три раза эта
мысль болезненно мелькала в голове Джальмы точно огненная полоса, хотя она
и исчезла затем бесследно среди его ясного счастья и бесконечного  доверия
к сердцу Адриенны.
   Все  эти  воспоминания,  а  также  страстное   сопротивление   Адриенны
пробудили в душе принца глубокое сочувствие к Феринджи, причем он невольно
видел страннее сходство в положении метиса со своим собственным. Зная,  до
чего может довести гневное ослепление, принц лас