, и наша любовь слишком священна, чтобы  мы
скрепляли ее купленным освящением и двойным клятвопреступлением!..  Нет!..
Никогда я не дам клятвы исполнять закон, которого не признает ни  мой  ум,
ни  чувство  собственного  достоинства!  Пусть  завтра  восстановят  право
развода, признают право женщины,  и  я  буду  готова  подчиниться  обычаю,
потому что тогда он не будет идти вразрез с моим умом, сердцем, с тем, что
справедливо, возможно и человечно!
   Затем Адриенна с нежным,  глубоким  чувством,  вызвавшим  слезы  на  ее
глазах, прибавила:
   - О друг мой! Если бы вы знали, что значит для меня ваша  любовь!  Если
бы вы знали, как дорого для меня ваше счастье, вы  бы  поняли  и  извинили
колебания   благородного   и    любящего    сердца,    видящего    роковое
предзнаменование  в  лживом  и  клятвопреступном  обряде.  Мое  желание  -
удержать вас  силой  чувства,  связать  счастьем  и  оставить  вам  полную
свободу, чтобы владеть вами без всякого принуждения!
   Джальма  слушал  девушку  со  страстным   вниманием.   Сам   гордый   и
великодушный, он преклонялся перед  ее  столь  же  гордым  и  великодушным
характером.
   После нескольких минут молчания он произнес  звонким,  нежным  голосом,
почти торжественно:
   -  Меня,  так  же  как  и  вас,  возмущают  ложь,  несправедливость   и
клятвопреступление... Как вы, я нахожу, что человек унижается, принимая на
себя право быть низким тираном... Как вы, я нахожу  достоинство  только  в
свободе...  Но  вы  сказали,  что  хотите   освятить   наш   союз   Божьим
благословением... Кто же нам даст его? Кому произнесем мы наши  клятвы,  в
возможности исполнения которых мы можем поручиться?
   - Через несколько дней я вам это скажу... Я  постоянно,  в  часы  нашей
разлуки думаю об одном: как найти возможность соединиться во имя Бога,  но
помимо светских законов и в границах,  допускаемых  разумом?  И  при  этом
сделать так, чтобы не оскорблять требований света,  в  котором  нам,  быть
может, придется жить. Да, друг мой, когда я вам скажу, чьи достойные  руки
навеки соединят наши руки... кто будет молить  и  призывать  благословение
Божие нашему союзу... союзу святому, но оставляющему нас свободными...  вы
признаете, как и я, что невозможно было  найти  более  чистых  рук,  чтобы
возложить их на нас... Простите, друг мой... это все очень важно... важно,
как счастье... важно, как любовь. И если мои слова вам кажутся  странными,
мои мысли неразумными, говорите... скажите... и мы поищем лучшего  способа
согласовать то, чем мы обязаны Богу и свету, с тем, чем мы обязаны себе...
Говорят, что влюбленные безумны, - прибавила, улыбаясь, молодая девушка, -
а я нахожу, что истинно влюбленные наиразумнейшие люди.
   - Когда вы говорите так о нашем счастье, - сказал глубоко взволнованный
Джальма, - с такой сосредоточенной, серьезной нежностью, мне кажется,  что
я слышу мать, пекущуюся о  будущности  обожаемого  ребенка...  старающуюся
окружить  его  всем,  что  может  сделать  его  мужественным,  крепким   и
великодушным... и избавить от всего, что неблагородно и  недостойно...  Вы
спрашиваете, Адриенна, не странными ли мне кажутся ваши слова? А разве  вы
забыли, что я всегда чувствую во всем то же, что и вы? Меня  оскорбляет  и
возмущает то, что оскорбляет и  возмущает  вас,  и  когда  вы  говорите  о
законах вашей страны, не уважающих в женщине даже матери... я с  гордостью
думаю, что в наших варварских странах, где женщина -  рабыня,  материнство
возвращает ей свободу... Нет, нет... такие законы созданы  не  для  нас  с
вами... Не потому ли, что вы хотите оказать святое уважение  нашей  любви,
вы поднимаете ее  над  недостойным  рабским  подчинением,  которое  бы  ее
запятнало? Знаете ли, Адриенна, на родине, от наших  жрецов,  я  слыхал  о
существах, стоящих ниже Божества, но  выше  людей...  Я  им  не  верил,  а
теперь, зная вас, я им поверил...
   Последние слова были  произнесены  не  в  виде  лести,  а  с  искренним
убеждением, с пылкой верой истинно верующего. Передать общее  выражение  и
нежность, которой дышали слова молодого  индуса,  невозможно,  как  нельзя
описать и выражения влюбленной, нежной тоски,  придававшей  необыкновенное
обаяние чертам принца.
   Адриенна слушала  Джальму  с  гордостью,  благодарностью  и  восторгом.
Положив руку на грудь, как бы для того, чтобы сдержать свое волнение, она,
глядя на принца в опьянении страсти, проговорила:
   - Добрый, великий, справедливый; как всегда! Как бьется мое сердце! Оно
переполнено радостью и гордостью! Благодарю Тебя, Боже! Благодарю  за  то,
что Ты создал для меня обожаемого  возлюбленного!  Ты  хотел  удивить  мир
сокровищами нежности и милосердия, какие должна породить такая любовь! Еще
никому неизвестно всемогущество свободной,  пылкой,  счастливой  любви!  И
благодаря нам, Джальма, в  минуту  нашего  соединения,  -  сколько  гимнов
счастья, благодарности вознесется к престолу Всевышнего! Нет,  нет!  Никто
не знает, какую ненасытную жажду радости  и  всеобщего  счастья  порождает
такая любовь, как наша...  Никто  не  знает,  какой  неистощимый  источник
доброты  зарождается  в  сиянии  того  небесного  ореола,  какой  окружает
пылающие любовью сердца! О да... Я чувствую,  много  слез  будет  осушено!
Много оледеневших от горя сердец отогреется на божественном пламени  нашей
любви!.. И из благословений всех тех, кого мы спасем, мир узнает о  святом