ранных  существ  жгучие,  страстные  желания  и  возвышенные
стремления души замечательно уравновешивались и взаимно поддерживали  друг
друга в их порывах, потому что Бог наделил обоих редкой красотой тела и не
менее  редкой  душевной  красотой,  чем  оправдывалось  их   непреодолимое
влечение друг к другу.
   О конечном сроке этого тяжкого испытания и хотела поговорить Адриенна с
Джальмой в той беседе, которая  началась  у  них  после  внезапного  ухода
госпожи де Сен-Дизье.



55. ИСПЫТАНИЕ

   Мадемуазель де Кардовилль и Джальма остались одни.
   После необдуманного порыва ярости, вызванного низкой  клеветой  госпожи
де Сен-Дизье, Джальма проникся таким благородным доверием к Адриенне,  что
даже ни слова не сказал о постыдном обвинении.
   С другой стороны, благодаря полному  благородному  согласию  их  сердец
Адриенна сочла бы обидой  для  Джальмы  и  для  себя  малейшую  попытку  к
самооправданию.
   Они начали разговор, как будто посещения святоши и не бывало.  С  таким
же презрением отнеслись они  и  к  бумаге,  которая,  по  словам  княгини,
доказывала полное разорение Адриенны. Девушка положила ее,  не  читая,  на
столик. Грациозным жестом она  пригласила  принца  занять  место  рядом  с
собою.
   Джальма неохотно повиновался, так как ему не хотелось  покидать  своего
места у ног девушки.
   - Друг мой, - нежно и серьезно начала Адриенна. - Вы часто допытывались
у меня, когда кончится время испытания, которое мы на себя  наложили:  его
конец приближается.
   Джальма вздрогнул и не мог удержаться от радостно-изумленного возгласа.
Но это восклицание было так нежно, кротко и трепетно, что походило  скорее
на выражение неописуемой благодарности, чем на страстный крик восторга.
   Адриенна продолжала:
   - Нас  разлучали...  нас  обманывали,  окружали  засадами...  старались
ввести в заблуждение относительно наших чувств... и все-таки мы любим друг
друга. Мы повиновались в этом случае непреодолимому  влечению,  осилившему
все, что ему противилось...  Среди  этих  испытаний,  разлученные  друг  с
другом, мы выучились  взаимно  уважать  и  ценить  друг  друга...  И  вот,
соединившись, наконец, вместе,  мы  решились  бороться  против  страстного
увлечения для того, чтобы отдаться ему потом без угрызений совести. В  это
время мы научились читать в сердцах друг  друга,  верить  друг  другу.  Мы
нашли в себе достаточно гарантий  для  будущего  полного  счастья.  Но  мы
должны освятить этот союз в глазах света... единственно понятным для  него
путем... то есть мы должны вступить в  брак!..  Брак  связывает  на  целую
жизнь!.. - Джальма с удивлением взглянул на  девушку;  она  продолжала:  -
Можно ли ручаться за свои чувства на целую жизнь? Только  Бог...  которому
открыты сердца, мог бы связать ненарушимо узами... для вечного  счастья...
Но для людей будущее непроницаемо, и не будет  ли  безумно,  эгоистично  и
нечестиво налагать на себя неразрывные узы, когда мы можем отвечать только
за настоящую минуту?
   - Это грустно, но и совершенно верно, - проговорил Джальма.
   - Не заблуждайтесь по поводу моих слов, - убежденно, но в то  же  время
нежно, произнесла Адриенна. - Такая чистая, благородная,  великая  любовь,
как наша, требует, конечно, Божественного освящения.  Я  не  придерживаюсь
обрядовой стороны религии, как моя тетка, но верю в Бога и хочу, чтобы  Он
благословил наш союз... Призывая на себя Его милосердие, мы  произнесем  с
благодарностью клятву, но только не в том, что  вечно  будем  любить  друг
друга, вечно принадлежать друг другу...
   - Что вы говорите! - прервал ее Джальма.
   - Нет, не в этом, - продолжала Адриенна, - так как  подобная  клятва  -
или ложь, или безумие... Но мы  можем  поклясться,  вполне  искренне,  что
честно употребим все человеческие  силы,  чтобы  эта  любовь  длилась  всю
жизнь. И зачем нам эти неразрывные  узы,  налагаемые  требованиями  света?
Если мы будем любить друг друга, - они лишние; если разлюбим, - они явятся
тяжелыми цепями тирании. Ведь так, друг мой?
   Джальма не отвечал; он только сделал знак, чуть ли не униженный,  чтобы
девушка продолжала.
   - А затем, - прибавила она нежно и гордо, -  из  уважения  к  вашему  и
моему достоинству, я никогда  не  подчинюсь  законам,  придуманным  грубым
эгоизмом мужчин _против_ нас, женщин. Это закон, отрицающий сердце, душу и
разум  у  женщины;  подчиниться  ему  -  значит  сделаться   рабыней   или
клятвопреступницей. Ибо этот закон отнимает у _девушки_ имя, считает,  что
супруга  страдает  неизлечимой  глупостью,  так  как  навек  подчиняет  ее
унизительной  опеке  мужа,  лишает  _мать_  права  на  ребенка  и   отдает
_человека_ в вечное рабство другому  человеку,  равному  ему  перед  лицом
Бога!  Вы  знаете,  друг  мой,  -  со  страстным  возбуждением  продолжала
Адриенна, - вы знаете, как я уважаю вас, - вас, отец которого был  прозван
"отцом Великодушного", вы  знаете,  я  не  побоялась  бы,  что  вы,  такой
благородный и честный человек, воспользуетесь тираническими правами, но  я
не солгала ни разу за всю жизн