зал?
   - А это-то? - воскликнул Дагобер, вертя крест перед глазами иезуита.  -
Разве вы не понимаете, какую это имеет для меня цену?
   - Напротив... и, зная, что вы этим крестом дорожите, я и хотел  вручить
вам его лично. Я для этого его сюда и  принес...  но,  между  нами...  ваш
прием был так горяч... что у меня не было времени это сделать.
   - Месье, - проговорил сконфуженный солдат, - месье, мне очень совестно,
я жестоко раскаиваюсь в своем поведении.
   - Знаю... знаю... голубчик... не будем об этом больше  говорить...  Так
вы очень дорожите этим знаком отличия?
   - Дорожу ли я им? - воскликнул Дагобер, снова целуя крест, - да это моя
святыня... Тот, кто мне его дал... кто держал его в своих руках,  ведь  он
был для меня святым... я его считал Богом!..
   - Как? - сказал Роден, с притворным вниманием и почтительным изумлением
поглядывая на крест. - Как?  Наполеон...  Наполеон  Великий  трогал  своей
рукой... своей победоносной рукой эту благородную, почетную звезду?
   - Да! Своей собственной рукой он мне надел ее на грудь  вместо  повязки
на пятую рану... И знаете... если бы я умирал с голоду... и  мне  пришлось
бы выбирать между крестом и куском хлеба...  я  взял  бы  крест...  чтобы,
умирая, иметь его на своей груди...  Но  будет...  поговорим  о  другом!..
Какой я старый дурак... не правда ли? - прибавил Дагобер, отирая глаза. Но
потом, как бы устыдившись, что скрывает свои чувства, он поднял голову  и,
не сдерживая больше слез, которые текли по  его  щекам,  продолжал:  -  Ну
да... я плачу от радости, что нашел свой крест... крест, данный мне  самим
императором... его _победоносной рукой_, как сказал этот славный человек!
   - Да будет благословенна тогда моя старческая рука, вернувшая вам  этот
славный дар! - с волнением произнес Роден и прибавил: -  Честное  слово...
неплохой сегодня для всех  выдался  денек!  как  я  и  писал  вам  сегодня
утром...
   - Как... это письмо без подписи?.. - с удивлением спросил солдат, -  от
вас?..
   - Написано оно мною. Только,  боясь  какой-нибудь  западни  со  стороны
аббата д'Эгриньи, я не хотел выражаться яснее.
   - Так что... я увижу моих... сироток?
   Роден ласково кивнул головой в знак подтверждения.
   -  Да...  сейчас  же...  через  минуту,  быть  может...   -   улыбаясь,
подтвердила Адриенна. - Ну, что? Не  права  ли  я  была,  говоря,  что  вы
слишком скоры в своих приговорах?
   - Ну... так зачем он сразу, когда я пришел,  не  сказал  мне  этого!  -
воскликнул Дагобер, опьянев от радости.
   - Этому помешало маленькое неудобство, друг мой, - отвечал Роден. - Вы,
как вошли, так разом и принялись меня душить!
   - Да... я был слишком скор... Еще раз простите... Но что  же  мне  было
делать? До сих пор я видел вас всегда вместе с аббатом  д'Эгриньи,  против
меня и против моих... и в первую минуту...
   - Милая мадемуазель вам объяснит, - сказал Роден, склоняя голову  перед
Адриенной, - что я был, сам того не зная, пособником во многих  подлостях,
но как только мои глаза прозрели, я покинул этот порочный путь и  вернулся
к правде, чести и справедливости.
   Адриенна ответила  на  вопросительный  взгляд  Дагобера  утвердительным
кивком головы.
   - Я не подписал письма именно потому, что боялся, как  бы  мое  имя  не
возбудило ваших подозрений. Назначая же свидание здесь, а не в  монастыре,
я руководствовался страхом, который разделяла и мадемуазель, как бы вас не
узнали там привратник или садовник; после ночного нападения это было бы не
совсем безопасно.
   - Но Балейнье знает все, - сказала с беспокойством  Адриенна.  -  Я  не
забыла, как он угрожал мне доносом на Дагобера и его сына, если я осмелюсь
подать на него жалобу.
   - Будьте спокойны... условия предписывать будете теперь вы... - отвечал
Роден. - Доверьтесь мне... А что касается вас, друг мой... то ваши мучения
кончились.
   - Да, - сказала Адриенна, - в монастырь  за  дочерьми  генерала  Симона
пошел сам следователь, честный и отзывчивый человек. Он их приведет  сюда.
Но мы с ним решили, что будет приличнее, если эти  барышни  будут  жить  у
меня... Конечно, я не могу этого сделать без  вашего  согласия:  ведь  вам
поручила сирот умирающая мать.
   - Раз вы беретесь  заменить  ее  этим  девочкам,  мне  остается  только
сердечно поблагодарить вас за это, - сказал Дагобер. - Но я  буду  просить
об одной милости - уж очень тяжел был полученный мною урок - это позволить
мне не покидать порога их комнаты ни днем, ни ночью. Если они куда с  вами
пойдут, вы, верно, позволите мне за ними следовать  издали,  как  следовал
Угрюм, оказавшийся лучшим сторожем, чем я. А  когда  приедет  маршал,  мое
дежурство кончится... только скорее бы он приезжал!
   - Да, - твердым голосом поддержал его Роден. -