Жак.
   - Будь спокоен, дорогой мой, я за себя постою!
   - Ты туда назад не пойдешь?
   - О нет! Мне и подумать об этом страшно!
   - Я там уже расплатился... - сказал Жак. - Надо сказать слуге, чтобы он
передал, что мы не вернемся... Они удивятся... Но теперь все равно...
   - Нельзя ли тебе заехать домой, переодеться? Быть может, они  позволят;
ведь не можешь же ты ехать в тюрьму в таком костюме?
   - Согласен... Они, наверно, разрешат... Только один из них сядет сюда с
нами, и говорить по душам мы уже не  сможем...  Выслушай  же  в  первый  и
последний раз мой разумный совет, - вымолвил Жак торжественным голосом.  -
Эти слова относятся, впрочем, как ко мне, так  и  к  тебе.  Принимайся  за
работу: как ни тяжел, как ни неблагодарен труд, привыкай к нему. Ты  скоро
забудешь этот урок, но помни, что он открыл нам глаза на то,  к  чему  нас
привела бы  праздность,  иначе  тебя  ждет  участь  тех  несчастных...  Ты
понимаешь?..
   - Понимаю! - краснея, отвечала Сефиза. - Но я лучше умру, чем  сделаюсь
такой!
   - Да, умереть лучше... и... готов тебе помочь умереть в таком случае, -
прибавил Жак глухим голосом.
   - Надеюсь, Жак... -  отвечала  Сефиза,  обнимая  своего  возлюбленного;
затем она грустно прибавила: - Видишь, у меня было  какое-то  предчувствие
давеча...  Мне  стало  вдруг  так  грустно  среди  веселого  пира,  что  я
предложила тост за холеру, которая  помогла  бы  нам  умереть  вместе,  не
разлучаясь.
   - А кто знает! может быть, и холера придет, - мрачно заметил  Голыш.  -
Ну что же, не надо будет тратиться на угли... Еще будет ли у нас,  на  что
их купить?
   - Я могу тебе сказать одно, Жак: на жизнь или на  смерть  -  я  на  все
готова, только бы быть с тобой!
   - Ну, вытри глаза, - сказал  Жак  с  глубоким  волнением,  -  не  будем
ребячиться перед этими людьми!


   Спустя несколько минут карета направилась к дому, где жил Жак и где ему
предстояло переодеться в обычный костюм, чтобы ехать в долговую тюрьму.


   Повторим снова, что судьба сестры Горбуньи (есть вещи, о которых  нужно
повторять не раз) - одно из самых мрачных  последствий  неорганизованности
труда, недостатка заработка.
   Эта и заставляет  молодых  девушек,  имеющих  недостаточный  заработок,
вступать  для  поддержания  своего  существования  в  те  связи,  которые,
несомненно, их развращают.
   Иногда они продолжают работать, а  помощь  от  любовника  позволяет  им
сводить  концы  с  концами,  но  иногда,  как,   например;   Сефиза,   они
окончательно оставляют работу и живут со своим возлюбленным, пока  у  того
есть деньги для удовлетворения их запросов; и вот в это время праздности и
безделья неизлечимая язва лени навсегда поражает этих несчастных.
   Такова первая ступень  падения,  на  которую  преступная  беззаботность
общества толкает бесчисленное множество работниц, рожденных тем  не  менее
честными, порядочными и целомудренными.  Кончается  обыкновенно  тем,  что
любовник их бросает, даже когда они становятся  матерями.  Случается,  что
промотавшийся возлюбленный попадает в тюрьму, а девушка остается одна, без
средств к существованию. Более энергичные и честные снова  принимаются  за
труд, но число их очень ограничено.
   Другие, привыкнув к праздности и легкой  жизни,  доходят  до  последних
пределов унижения, подталкиваемые нищетой.
   Но все-таки их скорее нужно жалеть, чем порицать, так как первопричиной
всего является _недостаточный размер платы за труд или безработица_ (*5).
   Другое  плачевное  следствие  _неорганизованности_   труда,   как   оно
проявляется  у  мужчин,  состоит,  помимо  недостаточности  заработка,   в
глубоком отвращении к делу, которым они  занимаются.  Да  оно  и  понятно.
Старается  ли  кто-либо  сделать  их  труд  привлекательным  -   хотя   бы
разнообразием занятий, поощрением, заботами, пропорциональным  участием  в
прибылях, доставляемых данным ремеслом, наконец, надеждою на  обеспеченную
пенсию за долгие годы работы и труда? Нет, страну не волнуют ни их  нужды,
ни их права.
   А тем не  менее  если  говорить  только  об  одной  промышленности,  то
механики и заводские рабочие, которые могут стать жертвой взрыва  парового
двигателя или попасть в зубчатые колеса станка, подвергаются  каждый  день
большим  опасностям,  чем  солдат  на   войне;   они   выказывают   редкие
практические знания, приносящие промышленности  и,  следовательно,  стране
неоспоримую пользу в течение долгой и почетной деятельности этих  рабочих,
если только им не случится погибнуть при взрыве котла или стать  калеками,
угодив под зубья машины. Получает ли в этом случае рабочий вознаграждение,
равное по крайней мере той награде, которую имеет солдат за свое, конечно,
похвальное, но бесполезное мужество: место в доме инвалидов? Нет...  Какое
дело стране до него? И  если  хозяин  рабочего  неблагодарен,  изувеченный
рабочий, неспособный больше к труду, умирает где-нибудь в углу от голода.
   Наконец, разве  приглашают  когда-нибудь  на  наши  пышные  празднества
промышленности кого-либо из умелых рабочих, которые вытка