сам предложил эти
деньги, через меня... Быть может, он сжалится...
   - Сжалится! Маклер сжалится?.. Полно!
   - Так как же... неужели ничего нельзя сделать?.. ничего?.. ничего?..  -
с отчаянием повторяла Сефиза, ломая руки. Затем она начала снова:  -  Нет,
не может быть... Можно же как-нибудь устроить... Ведь он тебе обещал...
   - Ты видишь, как он держит свои обещания, - с горечью сказал Жак.  -  Я
подписал не  глядя,  и  он  имеет  право...  срок  пришел,  сопротивляться
бесполезно, мне это объяснили...
   -  Да  не  могут  же  тебя  задержать  в  тюрьме  надолго...  ведь  это
невозможно!
   - Пять лет, если не уплачу... а так как  платить  мне  нечем,  то  дело
ясно!..
   - Какое несчастье! Ах, какое несчастье!  И  помочь  нечем!  -  говорила
Сефиза, закрывая лицо руками.
   - Послушай, Сефиза, - начал Жак  с  грустным  волнением.  -  Одно  меня
мучит, я не могу даже подумать об этом: что-то будет с тобой!
   - Обо мне не беспокойся!
   - Как не беспокоиться! Да ты с  ума  сошла...  Что  ты  будешь  делать?
Мебель наша  и  двухсот  франков  не  стоит,  к  тому  же  мы  были  столь
легкомысленны, что  даже  за  квартиру  не  заплатили...  ведь  три  срока
пропущено!.. значит, на мебель рассчитывать нечего... И ты останешься  без
гроша! Меня хоть кормить в тюрьме будут, а ты-то как станешь жить?
   - Зачем горевать заранее!
   - Ну, а что ты завтра есть будешь? - воскликнул Жак.
   - Продам костюм, кое-какие вещицы, половину денег пришлю тебе в тюрьму,
а на остальное проживу несколько дней.
   - Ну, а потом?
   - Потом! Ну, вот еще...  Почем  я  знаю...  Разве  это  можно  знать?..
Увидим.
   - Слушай, Сефиза, - с глубокой горестью проговорил Жак. - Только теперь
я понял, как я тебя люблю... у меня сердце сжимается, словно в тисках, при
одной мысли о разлуке... Меня кидает в дрожь, когда я подумаю, что с тобой
будет... - Затем, проведя рукой по лбу, Жак прибавил: - Нас погубило,  что
мы не хотели думать о завтрашнем дне...  Мы  думали,  что  он  никогда  не
настанет, а вот он и пришел!  Проживешь  ты  последние  крохи...  меня  не
будет... работать ты отвыкла... За что же ты примешься?.. Хочешь,  я  тебе
скажу, за что? Ты меня забудешь и... - Жак застонал с отчаяния и злобы.  -
Нет, проклятие! Если это... случится... я разобью себе башку!
   Сефиза угадала, чего не договорил Жак.  Она  бросилась  ему  на  шею  и
прошептала:
   - Я... чтобы я сошлась с кем-нибудь другим?! Никогда!.. Я  тоже  только
теперь убедилась, как люблю тебя!
   - Да жить-то на что ты будешь? Жить!
   - Ничего... Я соберусь с силами и стану жить  с  сестрой  по-старому...
Будем работать вместе... на хлеб-то достану... Выходить буду только к тебе
в тюрьму... Увидит же, наконец, этот злодей, что взять с  тебя  нечего,  и
выпустит на волю. Я за это время привыкну к труду... Ты  также  возьмешься
за дело и увидишь, как славно мы  заживем,  хоть  и  бедно.  Ну,  что  же,
погуляли в охотку полгода, у других и этого не было за всю жизнь.  Ты  еще
увидишь,  что  все  это  к  лучшему...  Урок  нам  дан,   сумеем   же   им
воспользоваться. Если ты меня любишь, не тревожься.  Я  лучше  сто  раз  с
голоду околею, чем заведу нового любовника!
   - Поцелуй меня! - воскликнул растроганный Жак. - Я тебе верю... верю...
Ты придаешь мне мужество, столь необходимое мне сегодня и в будущем...  Ты
права... следует приняться за работу, а то... остается только горсть углей
папаши Арсена... Потому что, видишь ли, - прибавил Жак,  понизив  голос  и
дрожа от волнения, - вот уже шесть  месяцев  я  жил  в  каком-то  хмелю...
Теперь я начинаю трезветь и вижу, к чему шло дело: прожили бы мы  с  тобой
все деньги, и я... быть может, я стал бы вором, а ты... ты...
   - О! Жак, не  говори  этого,  не  пугай  меня!  -  воскликнула  Сефиза,
прерывая  речь  Голыша.  -  Клянусь  тебе,  я  вернусь  к  сестре  и  буду
трудиться... Мне хватит мужества...
   Королева Вакханок была в эту минуту вполне искренна. Она твердо  решила
сдержать свое слово. Сердце ее не было порочным: причиной ее заблуждений и
ошибок являлась, как почти всегда, нищета, но и теперь она снова следовала
влечению  сердца,  не  руководясь  низкими,  корыстными  целями.   Ужасное
положение, в какое попал Жак, возбуждало ее чувство к нему: в  эту  минуту
она чувствовала, что у нее достаточно сил пойти к Горбунье и снова  начать
вместе с ней заниматься непрерывной и бесплодной работой, она готова  была
поклясться, что перенесет те лишения, которые несомненно  для  нее  должны
были показаться еще ужаснее после праздной и рассеянной жизни, которую она
вела последнее время. Ее  уверения  успокоили  Жака,  потому  что  у  него
хватило наконец ума и сердца, чтобы понять, на каком  скользком  пути  они
стояли, невольно устремляясь к позорному концу.
   Один из помощников судебного пристава  постучался  в  стекло  кареты  и
напомнил, что времени осталось всего пять минут.
   - Ну, милая, будь мужественна! - сказал