|
и восхитительные
материи, выковали и отточили оружие, вычеканили серебряные и золотые чаши,
вырезали мебель из черного дерева и слоновой кости, оправили с тонким
искусством ослепительные драгоценности? Нет...
На своих чердаках, окруженные жалкой и голодной семьей, они едва
перебиваются на маленький заработок, а между тем надо признаться, что они,
по крайней мере наполовину, содействовали созданию в стране тех чудес,
которые составляют ее богатство, славу и гордость.
Не следовало ли бы министру торговли, если он хоть отчасти представляет
себе свое высокое назначение и обязанности, обратиться к каждой фабрике,
участвующей на выставках, с предложением _выбрать известное количество
наиболее достойных кандидатов, среди которых фабрикант указал бы того, кто
наиболее достоин представить рабочий класс на больших промышленных
торжествах?_ Не было бы благородным и поощряющим примером, если бы хозяин
представил к награде и отличию депутата, избранного самими же рабочими,
как одного из наиболее честных, трудолюбивых и знающих в своей профессии?
Тогда исчезла бы вопиющая несправедливость, тогда добродетель
тружеников поощрялась бы благородной возвышенной целью, тогда _они были бы
заинтересованы в хорошем качестве своей работы_.
Конечно, фабрикант, тратя материальные и интеллектуальные средства на
организуемые им предприятия и на добрые дела, которые он иногда совершает,
имеет законное право получить награды, но зачем с таким бессердечием
лишать всякого отличия труженика, если столь велико влияние, которое оно
оказывает на массы? Ведь в армии награждают не одних генералов и офицеров.
Воздав должное вождям могущественной и плодородной армии промышленности,
зачем забывать о ее солдатах?
Почему им всегда не хватает достойной награды или слов поощрения из
высочайших уст? Почему во Франции нет ни одного _рабочего, получившего
орден_ за свое ремесло, за профессиональное мужество и за долгую
трудолюбивую деятельность? Этот крест и скромная пенсия, которая с ним
связана, явилась бы для него двойной наградой, справедливо заслуженной.
Нет! Для скромного труженика, для работника-кормильца только один удел:
забвение, несправедливость, равнодушие и презрение.
И это забвение общества создает труженику невыносимые условия, причем
эгоизм и жестокость неблагодарных хозяев усугубляют их. Одни падают под
тяжестью непосильного труда и лишений, умирая раньше времени и проклиная
общество, которое их забыло. Другие ищут преходящего забвения своих бед в
губительном пьянстве; наконец, многие, не имея никакого интереса и выгоды,
никакого материального и морального поощрения к тому, чтобы производить
больше и лучше, ограничиваются лишь тем, что необходимо, дабы получить
свою зарплату.
Ничто не привязывает их к труду, потому что ничто не возвышает и не
облагораживает достоинство труда в их глазах... Ничто не защищает их от
искушения праздности, и если случайно они имеют некоторое время
возможность ей предаться, то постепенно они уступают привычкам безделья и
разврата. И нередко самые низкие страсти бывают способны навсегда погубить
множество прекрасных честных натур, полных добрых намерений, погубить
только потому, что их стремления к труду нигде не нашли себе
благожелательной и достойной поддержки.
Теперь мы последуем за Горбуньей, которая, зайдя к своей клиентке,
дававшей ей работу на дом, пошла на Вавилонскую улицу, в павильон Адриенны
де Кардовилль.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. МОНАСТЫРЬ
1. ФЛОРИНА
Пока Голыш и Королева Вакханок так грустно заканчивали веселый период
своей жизни, Горбунья подходила к двери павильона на Вавилонской улице.
Прежде чем позвонить, бедная девушка тщательно отерла слезы: ее постигло
новое горе. По выходе из трактира Горбунья отправилась к даме, снабжавшей
ее работой, но на этот раз не получила заказа. Узнав, что в женских
тюрьмах можно заказать работу на треть дешевле, клиентка поспешила этим
воспользоваться. Напрасно бедняжка умоляла снабдить ее работой, соглашаясь
брать за нее еще меньшую плату, - белье было уже все отправлено в тюремные
мастерские и не раньше, чем через две недели можно было ожидать нового
заказа. Легко себе представить, что чувствовала несчастная девушка в эти
минуты, хорошо понимая, что без работы ей остается только просить
милостыню, умереть с голода, или воровать!
Мы сейчас узнаем о цели посещения павильона на Вавилонской улице.
Горбунья робко позвонила, и ей тотчас же отперла дверь Флорина. Камеристка
уже не была одета в духе изящного вкуса Адриенны, напротив, костюм ее
отличался преувеличенно-строгой простотой: на ней было темное платье с
высоким воротником, достаточно широкое, чтобы скрыть элегантную стройность
ее талии; пряди волос, черных-черных как смоль, едва намечались под
плоской оборкой белого накрахма
|
|