е  вы  хотели
нам доказать, утверждая, что, находясь наедине с м-ль  де  Кардовилль,  вы
говорили с ней как с сумасшедшей? Вот так довод, нечего сказать!
   - Но... - сказал доктор.
   -  Но,  -  продолжал  Роден,  не  давая  ему  возможности  говорить,  -
совершенно ясно, что, предвидя нечто подобное тому, что сейчас происходит,
и чтобы оставить лазейку, вы притворялись при  этой  бедной  девушке,  что
полностью верите в свою отвратительную ложь. Это могло быть вам полезно  в
дальнейшем!.. Отстаньте вы с вашими лживыми россказнями: порядочным людям,
обладающим здравым смыслом, слушать их не след!
   - Однако! - с гневом прервал его Балейнье.
   - Однако!  -  продолжал  снова  Роден,  заглушая  своим  голосом  голос
доктора. - Разве не правда,  что  вы  оставили  себе  эту  лазейку,  чтобы
объяснить насильственное задержание врачебной ошибкой? Я это  утверждаю...
и говорю, что вы рассчитываете оказаться в стороне: "Благодаря, мол,  моим
заботам молодая особа выздоровела, чего же больше?"
   - Конечно, я это говорю и настаиваю на этом.
   - Вы упорствуете во  лжи,  потому  что  доказано,  что  мадемуазель  де
Кардовилль не теряла рассудка ни на одну минуту!
   - А я утверждаю, что теряла!
   - А я докажу обратное! - сказал Роден.
   - Вы? каким же образом? - воскликнул доктор.
   -  Ну,  уж  сейчас-то  я,  конечно,  поостерегусь  открыть  это,  -   с
иронической улыбкой заметил Роден; затем он с негодованием прибавил:  -  И
как вам не совестно, как вы не умрете со  стыда,  позволяя  себе  говорить
подобные вещи в присутствии самой мадемуазель де Кардовилль?  Хоть  бы  вы
ее-то избавили от подобного спора.
   - Месье...
   -  Да  перестаньте  же...  постыдитесь,  повторяю   вам...   ведь   это
отвратительно... отвратительно  говорить  такие  вещи  в  ее  присутствии;
отвратительно, если вы говорите правду, и отвратительно, если вы лжете!  -
с омерзением прибавил Роден.
   - Ваше упорство непонятно! -  воскликнул  светский  иезуит,  взбешенный
окончательно.  -  И  я  нахожу,  что  г-н  следователь   доказывает   свое
пристрастие, позволяя осыпать меня такими грубыми клеветами.
   - Я не только обязан выслушивать  противоречивые  показания,  -  строго
заметил господин де Жернанд, - но должен еще их  требовать  для  выяснения
истины. Из всего, что я видел, например,  можно  вывести  заключение,  что
мадемуазель де Кардовилль, даже по  вашему  мнению,  настолько  психически
здорова, что смело может вернуться к себе домой хоть сейчас же.
   - Особых препятствий для этого я не  вижу,  -  заявил  доктор,  -  хотя
считаю нужным предупредить, что полное выздоровление еще не наступило, так
что я вынужден заранее снять с себя всякую ответственность за будущее.
   - Этого вам бояться  нечего,  -  сказал  Роден.  -  Сомнительно,  чтобы
мадемуазель де Кардовилль когда-нибудь обратилась  к  вашим  поразительным
знаниям.
   - Значит, моего вмешательства не требуется, чтобы сию же минуту открыть
двери этого дома для мадемуазель де Кардовилль? - спросил следователь.
   - Мадемуазель свободна, - сказал Балейнье, - совершенно свободна.
   -  Что   касается   насильственного   ее   задержания   под   предлогом
помешательства... то правосудие уже занялось этим делом, и вас вызовут для
допроса...
   - Я вполне спокоен, - отвечал Балейнье, стараясь не утратить  выдержки.
- Совесть моя чиста.
   - Я очень бы желал, чтоб это было так, - сказал господин де Жернанд.  -
Как бы важны ни были доказательства, мы всегда хотим, особенно когда  речь
идет о людях с вашим положением, чтобы обвиняемые оказались невиновными. -
Потом, обратясь к  Адриенне,  он  прибавил:  -  Я  очень  хорошо  понимаю,
мадемуазель, как тяжела и  неприятна  для  вас  эта  сцена...  для  вашего
великодушного и нежного сердца; от вас будет зависеть затем, пожелаете  ли
вы подать частную жалобу на господина доктора или оставите  дело  в  руках
правосудия...  Еще  одно  слово...  Этот  благородный  и  честный  человек
(следователь указал при этом на Родена),  взявшийся  за  вашу  защиту  так
открыто и бескорыстно, сказал мне, что вы, вероятно, не откажетесь принять
на себя временно заботу о дочерях господина маршала  Симона...  которых  я
сейчас иду освобождать из монастыря, куда их заманили также обманом.
   - Действительно, - отвечала Адриенна, -  я  уже  думала  взять  дочерей
маршала Симона к себе, когда услыхала об их приезде в  Париж.  Они  -  мои
родственницы, и для меня и обязанность и удовольствие отнестись к ним  как
к сестрам. Я вам буду вдвойне благодарна, если вы мне их доверите...
   - Я думаю, что лучшего и придумать нельзя! - любезно  отвечал  господин
де Жернанд.
   Затем он обратился к Балейнье:
   - Согласны ли  вы,  месье,  чтобы  я  привел  сюда  девиц  Симон?  Пока
мадемуазель де Кардовилль собирается, я схожу за ними, и они уедут  отсюда
вместе со своей родственницей.
   - Я прошу мадемуазель де Кардовилль считать себя  в  этом  доме  полной
х