заступится... кто защитит? Да, очень часто  они
вовсе не виноваты...
   - Батюшки!.. Нини-Мельница! - воскликнула Роза,  прерывая  зеленщицу  и
глядя на другую сторону улицы. - В такую рань поднялся!.. что ему от  меня
нужно?
   И Роза еще более целомудренно закуталась в шубку.
   Действительно, приближался Жак  Дюмулен;  его  шляпа  была  залихватски
заломлена  набекрень,  нос  красен,   глаза   блестели,   выпуклое   брюхо
обрисовывалось под пальто, а обе руки, в одной из которых он держал палку,
торчавшую вверх, как ружье,  были  засунуты  в  карманы.  Входя  в  лавку,
вероятно с целью спросить о чем-нибудь привратницу, он  неожиданно  увидел
Пышную Розу.
   - Как! моя питомица уже встала! Отлично. А я пришел как раз, чтобы дать
ей утреннее благословение!..
   И Нини-Мельница, раскрыв объятия, двинулся навстречу к  Розе,  которая,
напротив, отступила на шаг.
   - Ах, неблагодарное дитя! вы отказываетесь от отеческих объятий?
   - Я принимаю их только от Филемона! Вчера я от  него  получила  письмо,
бочонок виноградного варенья, два гуся, бутылку домашней наливки  и  угря.
Не правда ли,  довольно  комичные  подарки?  Наливку  я  оставила,  а  все
остальное выменяла на парочку живых  голубей  и  поместила  их  в  комнате
Филемона, так  что  у  меня  там  настоящая  голубятня.  Впрочем,  Филемон
возвращается и везет с собой семьсот франков, которые он вытянул  у  своей
почтенной  семьи  под  предлогом,  что  хочет  учиться  играть  на   басе,
корнет-а-пистоне  и  рупоре,  что,  конечно,  придаст   ему   еще   больше
обольстительности в свете и поможет подхватить шикозную  невесту,  как  вы
говорите, добрый человек...
   - Итак, дорогая питомица, мы, значит, пока в ожидании  Филемона  и  его
семисот франков станем смаковать домашнюю наливочку!
   Говоря это, Нини-Мельница  похлопал  себя  по  жилетному  карману,  где
звякнули деньги, и прибавил:
   - А я пришел предложить вам скрасить мою жизнь в  течение  сегодняшнего
дня, завтрашнего и даже послезавтрашнего, если у вас расположено  к  этому
сердце...
   - Если речь идет о приличных и родительских развлечениях, то сердце мое
не говорит: нет...
   - Будьте спокойны... Я буду  для  вас  дедом,  прадедом...  ну,  просто
фамильным портретом... Вы только послушайте:  прогулка,  обед,  спектакль,
костюмированный бал и затем ужин. Устраивает вас это?
   - Но только с условием, чтобы захватить и Сефизу: это ее развлечет.
   - Идет! возьмем и Сефизу!
   - Да что вы, наследство, что ли, получили, пузатый апостол?
   - Лучше, о самая розовая из  всех  Пышных  Роз!  Меня  сделали  главным
редактором одной церковной газеты...  Ну,  а  так  как  в  этой  уважаемой
лавочке  надо  держаться  представительно,  то  я  и  потребовал  месячное
жалованье вперед  и  три  свободных  дня.  Только  на  этом  условии  я  и
согласился разыгрывать святого двадцать  семь  дней  из  тридцати  и  быть
скучным и серьезным, как сама наша газета!
   - Газета? Вот уж, думаю, забавна будет ваша газета!  Она,  верно,  сама
пойдет отплясывать запрещенные па на всех столиках кафе.
   - Да... она будет забавная, да не для всех! Это  выдумка  клерикалов...
Денег они не жалеют, только бы газета жгла, кусала, рвала, перемалывала  и
убивала до смерти!.. Честное слово, я никогда еще не был таким бешеным!  -
прибавил Нини-Мельница, заливаясь смехом. - Я и поливаю открытые раны ядом
"первого сбора" и желчью "шипучего первого сорта"!
   И в виде заключения Нини-Мельница представил,  как  хлопает  пробка  от
шампанского, что заставило Розу разразиться смехом.
   - И как называется эта газета? - спросила она.
   - "Любовь к ближнему".
   - Название недурное. В добрый час.
   - Подождите. У нее есть и другое название.
   - И какое же?
   -  "Любовь  к  ближнему"  или  "Истребитель  неверующих,   равнодушных,
малоусердных и других" с эпиграфах из Боссюе: "Кто не с нами,  тот  против
нас".
   - Филемон всегда повторяет эти слова во время  драк  в  Шомьере,  когда
размахивает своей палкой.
   - Это только доказывает, что гений орла из Мо универсален. Я ему одного
простить не могу, - зависти к Мольеру.
   - Ба! Актерская зависть! - сказала Роза.
   - Злючка! - погрозил ей пальцем Нини-Мельница.
   - Да, да... А что же наша свадьба с госпожой  де-ла-Сент-Коломб?..  Или
невеста не торопится?
   - Напротив... моя газета мне очень поможет. Только  подумайте!  Главный
редактор...  положение   блестящее...   Духовенство   меня   поддерживает,
расхваливает,  тащит  вперед,  осыпает  благословениями.   Я   подхватываю
де-ла-Сент-Коломб... и там начнется жизнь напропалую!
   В эту минуту в лавку вошел почтальон и, подавая письмо, проговорил:
   - Господину Шарлемань... оплаченное...
   - А, это таинственному старичку, со столь  необыкновенными  привычками.
Издалека оно, это письмо?
   - Я думаю...  оно  из  Рима...  из  Италии,  -  отвечал  Нини-Мельница,
взглянув на конверт. - А что это за удивительный старичок? - прибавил он.
   - Представьте себе, пузатый мой апостол, - отвечала Роза, - старикашку,
снимающего во дворе две комнаты... Он никогда дома не ночует,  а  приходит
только  иногда  на  нескол