ье, но он знал, какое  удовольствие  доставляет  матери  его
постничание по определенным дням,  и  поэтому  ел  рыбу  с  видом  полного
наслаждения,  так  что  славная  женщина  была  совершенно  обманута  и  с
довольным видом заявила:
   - О да! Я вижу, с каким удовольствием ты ешь, милый мальчик: подожди, я
тебя этим угощу на следующей неделе в пятницу и в субботу.
   - Спасибо, мама, только уж не два дня подряд, а  то  меня  избалуешь...
Ну-с, а теперь давайте придумывать, как мы проведем это воскресенье.  Надо
хорошенько повеселиться, а то ты, мама, что-то последние дни печальная,  а
я этого не выношу... Когда ты  грустна,  мне  все  кажется,  что  ты  мной
недовольна.
   - Недовольна таким сыном? тобой? самым примерным...
   - Хорошо,  хорошо!  Так  докажи  мне,  что  ты  абсолютно  счастлива  и
повеселись завтра немножко. Быть может, сударыня, и вы удостоите нас своей
компании, как в  прошлый  раз?  -  сказал  Агриколь,  расшаркиваясь  перед
Горбуньей.
   Девушка покраснела, опустила глаза и не отвечала ни слова; на  лице  ее
выразилось глубокое огорчение.
   - Ведь ты знаешь, сын мой, что по праздникам я всегда хожу в церковь, -
отвечала Франсуаза.
   - Ну, хорошо, но ведь по вечерам службы нет?.. Я ведь тебя  не  зову  в
театр, мы пойдем  только  посмотреть  нового  фокусника:  очень,  говорят,
хорошо и занятно.
   - Это все-таки своего рода зрелище... Нет, спасибо.
   - Матушка, право, вы уж преувеличиваете!
   - Но, дитя мое, я, кажется, никому не мешаю делать, кто что хочет.
   - Это правда... прости меня,  матушка...  Ну  что  же,  пойдемте  тогда
просто прогуляться по бульварам,  коли  погода  будет  хорошая:  ты,  я  и
бедняжка Горбунья; она около трех месяцев не выходила с нами,  а  без  нас
она тоже не выходит...
   - Нет уж, сынок, иди гулять один; ты заслужил, кажется, право  погулять
в воскресенье!
   - Ну, Горбунья, голубушка, помоги мне уговорить маму.
   - Ты знаешь ведь, Агриколь, - сказала девушка, краснея  и  не  поднимая
глаз, что я не могу больше выходить ни с тобой... ни с твоей матушкой...
   - Это почему, госпожа? Позвольте вас спросить, если это  не  нескромно,
что за причина подобного отказа? - засмеялся Агриколь.
   Девушка грустно улыбнулась и отвечала:
   - Потому что я вовсе не желаю быть причиной ссоры.
   -  Ах,  извини,  милая,  извини!..  -  воскликнул  кузнец  с  искренним
огорчением и с досадой ударил себя по лбу.
   Вот на что намекала Горбунья.
   Иногда, очень нечасто, - бедная девушка боялась стеснить их, - Горбунья
ходила гулять с кузнецом и его матерью. Для швеи эти прогулки являлись  ни
с чем несравнимыми праздниками. Много  ночей  приходилось  ей  недосыпать,
много дней сидеть впроголодь, чтобы завести приличный чепчик  и  маленькую
шаль: она не хотела конфузить своим нарядом Агриколя и его мать.  Для  нее
те пять или шесть прогулок под  руку  с  человеком,  которому  она  втайне
поклонялась, были единственными в жизни  счастливыми  днями.  В  последнюю
прогулку какой-то неотесанный грубиян так сильно ее толкнул,  что  молодая
девушка не могла удержаться и  слегка  вскрикнула.  "Тем  хуже  для  тебя,
противная Горбунья!" - отвечал он на ее возглас. Агриколь, как и его отец,
был наделен кротким и терпеливым характером, часто встречающимся  у  людей
сильных, храбрых, с великодушным сердцем. Но если ему случалось иметь дело
с наглым оскорблением, он приходил в страшную ярость. Взбешенный злостью и
грубостью этого человека, Агриколь оставил  мать  и  Горбунью,  подошел  к
грубияну, казавшемуся ему вполне ровней как по годам, так  и  по  росту  и
силе, и закатил ему две самые звонкие оплеухи,  какие  только  может  дать
большая и могучая рука кузнеца. Наглец хотел ответить тем же, но Агриколь,
не давая ему опомниться, ударил его еще раз, чем вызвал  полное  одобрение
толпы, среди которой грубиян поспешил скрыться, сопровождаемый свистками и
насмешками. Об этом-то происшествии и напомнила Горбунья, говоря,  что  не
желает доставлять Агриколю неприятности.
   Огорчение кузнеца, невольно напомнившего об этом грустном происшествии,
совершенно понятно. Воспоминание  о  нем  было  для  молодой  девушки  еще
тяжелее, чем  Агриколь  мог  предположить:  она  его  страстно  любила,  а
причиной ссоры было как раз ее жалкое и смешное  уродство.  Агриколь,  при
всей своей силе и мужестве, обладал нежным сердцем  ребенка;  поэтому  при
мысли  о  том,  как  грустно  девушке  вспоминать  эту  историю,  у   него
навернулись на глаза крупные слезы, и, раскрыв  ей  братские  объятия,  он
вымолвил:
   - Прости меня за глупость... Иди сюда, поцелуй  меня...  -  и  с  этими
словами он крепко поцеловал Горбунью в ее похудевшие, бледные щеки.
   При этом дружеском объятии сердце  девушки  болезненно  забилось,  губы
побелели, и она ухватилась за стол, чтобы не упасть.
   - Ну, что? Ты меня ведь простила? Да? - спросил Агриколь.
   - Да, да, - говорила она, стараясь победить свое  волнение,  -  в  свою
очередь, прости меня за мою слабость... Но мне так больно при воспоминании
об этой ссоре... я так за тебя испугалась... Что, если бы все люди приняли
сторону того человека?..
   - Ах, Господи! - воскликнула  Франсуаза,  выручая  Горбунью  совершенно
бессознательно. - Я в жизни никогда не была так напугана!
   - Ну, что касается тебя, мама, - прервал ее Агриколь, желая  переменить
неприятный для него и швеи разговор, -  то  для  жены  солдата...  конного
гренадера императорской армии... ты уж слишком труслива! Ах, молодчина мой
отец!  Нет...  знаешь...  я  просто  не  могу