дующую ночь...
   - И он снова явился?
   - Конечно... но ты можешь себе  представить,  с  каким  нетерпением  мы
ждали сна, чтобы увидать, придет ли наш друг...
   - Гм... гм... как усердно вы вчера терли себе глаза, - сказал  Дагобер,
почесывая голову... - Вы уверяли, что совсем на  ногах  не  держитесь,  до
того вам хочется спать... А это все было,  ручаюсь,  только  затем,  чтобы
поскорей от меня отделаться и отдаться вашим снам.
   - Ну да, Дагобер!
   - Правда. Вы не могли мне сказать, как  Угрюму:  "Иди,  мол,  дрыхнуть,
старина!.." Ну и что же, ваш друг Габриель явился?
   - Конечно. Но на этот раз он беседовал с нами очень долго. Он  дал  нам
так много самых трогательных и благородных советов от имени нашей покойной
матери, что мы на другой день все время старались  припомнить  всякое  его
слово, чтобы не забыть ничего, что нам  сказал  наш  ангел-хранитель...  а
потом мы все вспоминали его лицо... его взгляд...
   - То-то вы все  шептались  вчера  во  время  перехода  и  отвечали  мне
невпопад.
   - Да, мы думали о Габриеле.
   - И мы его полюбили так же, как он нас полюбил.
   - Да как же, он один, а вас двое?
   - А наша мать, ведь она была одна на двоих. И ты, Дагобер, один, а  нас
двое.
   - Верно... а знаете девочки, я, пожалуй, начну вас  ревновать  к  этому
молодцу!
   - Ты наш друг днем, а он ночью!
   - Однако, это не совсем так. Если вы будете видеть его ночью во сне,  а
днем весь день говорить о нем, так на мою-то долю что останется?
   - Тебе останутся... твои  сироты,  которых  ты  так  крепко  любишь!  -
сказала Роза.
   - И у которых, кроме тебя, никого на свете  нет!  -  ласково  прибавила
Бланш.
   - Гм... гм... ишь как приласкаться умеют!.. Ну,  да  ладно,  дети...  -
прибавил с нежностью солдат, - я своим жребием  доволен...  Я  прощаю  вам
вашего Габриеля!  Мы  с  Угрюмом  можем  смело  при  этом  спать!  А  дело
объясняется очень просто: первый ваш сон сильно вас поразил... вы  болтали
о нем целый день,  и  ничего  нет  удивительного,  что  он  приснился  вам
снова... и если вы даже в третий раз увидите прекрасную  ночную  птицу,  я
нисколько не буду этим изумлен.
   - О, Дагобер, не насмехайся над нами; мы знаем, что это только сон,  но
нам кажется, что его посылает наша мать... Она ведь говорила, что у  сирот
есть ангелы-хранители!.. Вот Габриель и есть наш ангел-хранитель, он будет
покровительствовать нам, а также и тебе...
   - Очень мило с его стороны, конечно, подумать обо мне.  Но  для  защиты
вас, я предпочитаю Угрюма! Правда, он не такой белокурый, как  ваш  ангел,
но зато зубы у него покрепче, а это куда надежней.
   - Какой ты несносный, Дагобер, с твоим подтруниванием!
   - Это правда, ты смеешься надо всем!
   - Да, да, у меня удивительно веселый характер!..  я  смеюсь  по  методу
Весельчака, не разжимая зубов! Однако, дети, простите, я действительно  не
прав; раз к этому  примешана  мысль  о  вашей  достойной  матушке,  то  вы
прекрасно делаете, что относитесь к снам серьезно. А потом, - прибавил  он
торжественно, - они бывают и вещие... В Испании два моих товарища, драгуны
императрицы, видели накануне своей смерти, что их отравят монахи... так  и
случилось...  Если  этот  Габриель  вам  постоянно   снится...   значит...
значит... это вас занимает!.. А у вас так  мало  развлечений  днем...  что
пусть хоть ночью... вам снятся  занимательные  вещи.  А  теперь,  деточки,
поговорим о другом. Обещайте мне не очень печалиться. Разговор будет  идти
о вашей матери.
   - Будь спокоен. Когда мы думаем о  ней,  мы  не  печалимся,  мы  только
делаемся серьезными.
   - Отлично! Из боязни вас огорчить я все откладывал рассказ о  том,  что
доверила бы вам и сама  ваша  мать,  когда  вы  выросли  бы.  Но  она  так
неожиданно умерла, что не успела это сделать, а то,  что  она  хотела  вам
сообщить, причиняло ей страдание, так же как и мне. Вот отчего  я  сколько
мог все это откладывал, но решил, наконец, что  открою  вам  тайну  в  тот
день, когда мы проедем через поле, где ваш отец был захвачен в плен... Это
давало мне отсрочку, но теперь минута настала... и  отговариваться  больше
нечем.
   - Мы слушаем, Дагобер! - отвечали задумчиво и грустно девушки.
   Собравшись с мыслями, среди наступившего молчания  Дагобер  начал  свой
рассказ.
   - Ваш отец, генерал Симон, был сыном рабочего, и его отец  остался  тем
же рабочим, каким и был... Как ни уговаривал его сын, старик  упрямился  и
не сдавался, не желая покидать  свою  среду.  Стальная  голова  и  золотое
сердце, - как и сын. Конечно, вы понимаете, что если  ваш  отец,  начав  с
солдата, стал генералом... и графом Империи - для этого нужно было  немало
труда и славных подвигов.
   - Граф Империи? Что это значит, Дагобер?
   -  Побрякушка,  которую  император  прибавил  к  чину.  Просто