желание
доказать народу, из рядов которого  он  вышел  сам:  "Ну,  ребята,  хотите
поиграть в дворянство? Вот вы и дворяне... Хотите играть в королей?..  Вот
вы и стали королями... Попробуйте всего, ребята... для вас мне  ничего  не
жаль... наслаждайтесь себе вволю!"
   - Королями?! - с удивлением воскликнули девушки.
   -  Самыми  настоящими  королями...  он  на  короны  не  скупился,   наш
император! У меня у самого один товарищ,  однокашник,  стал  королем.  Это
нам, конечно, льстило... потому что понятно, если не один, так другой! Вот
так и ваш отец попал в графы... Но, с титулом или без титула он был  самый
красивый, самый храбрый генерал во всей армии.
   - Он был очень красив, Дагобер? Матушка нам часто это говорила.
   -   Еще   бы...   только   вашему   ангелу   он   представлял    полную
противоположность. Представьте себе статного брюнета,  в  полной  парадной
форме, ну, просто, на него глядя, глаза слепли, а  в  сердце  точно  огонь
зажигался... Право, с ним бы, пожалуй, пошел на  самого  Бога...  если  бы
добрый Бог этого захотел, - поспешил прибавить Дагобер в виде поправки, не
желая задеть наивную веру сирот.
   - И наш отец был так же добр, как и храбр, не правда ли?
   - Добрый? Да как же иначе, девочки?.. Конечно, он был очень  добр...  я
думаю... Он, знаете, подковы гнул одной рукой, точно карту;  а  посмотрели
бы вы, сколько он пруссаков поколотил, преследуя их до самого редута в тот
самый день, когда его взяли в плен! И как не быть добрым с таким мужеством
и силой!.. Итак, девятнадцать лет тому назад, на том самом месте,  которое
я вам показал в этом селении, генерал, серьезно раненный, упал с лошади...
Я, следуя за ним, как вестовой, побежал к  нему  на  помощь.  Спустя  пять
минут мы оба были взяты в плен... и кем же? Французом!
   - Французом?
   - Да, эмигрантом, маркизом, полковником русской  службы,  -  с  горечью
ответил Дагобер. - И знаете, когда этот маркиз подошел к генералу и сказал
ему: "Сдайтесь, генерал, своему соотечественнику!" - то ваш отец  отвечал:
"Не соотечественником, а изменником считаю я француза,  который  сражается
против французов; изменникам же я не сдаюсь", и, несмотря  на  свои  раны,
ваш отец ползком приблизился к простому русскому гренадеру и, подавая  ему
саблю, сказал: "Я вам сдаюсь, храбрец!" Маркиз так и побледнел от гнева.
   Сиротки с гордостью переглянулись. Яркая краска залила их щеки,  и  они
вскричали разом:
   - Милый, храбрый батюшка!..
   - Смотрите-ка! Еще дети, а уж  сейчас  видно,  что  в  их  жилах  течет
солдатская кровь, - с гордостью поглаживая усы, заметил Дагобер. -  Вот  и
забрали нас в плен.  Лошадь  генерала  была  убита  под  ним.  Он  сел  на
Весельчака, не получившего в этот день ни одной раны... Так мы до  Варшавы
и добрались. Там ваш отец  познакомился  с  вашей  матерью.  Описывать  ее
нечего; довольно сказать, что недаром ее прозвали "жемчужиной  Варшавы"...
Поклонник всего доброго и  прекрасного,  ваш  отец,  конечно,  влюбился  в
нее... она отвечала тем же, но родители обещали ее руку другому... и  этот
другой был...
   Дагобер не смог продолжать: Роза  пронзительно  закричала,  со  страхом
указывая на окно.



7. СТРАННИК

   При крике молодой девушки Дагобер стремительно вскочил с места.
   - Что с тобой, Роза?
   - Там... там, - говорила она, указывая на окно, - мне  показалось,  что
чья-то рука отдергивает шубу...
   Роза еще не успела договорить, как Дагобер был уже у  окна.  Он  сорвал
шубу и быстрым движением распахнул окно. Ночь была все так же  темна,  все
так же гудел ветер...
   Солдат прислушался: ничего подозрительного...
   Он вернулся к столу за лампой и  затем  высунулся  из  окна,  прикрывая
рукой пламя, чтобы при ее свете что-нибудь разглядеть...
   Он ничего не увидел.
   Закрывая  окно,  Дагобер  решил,   что   всему   виной   порыв   ветра,
пошевелившего шубу, и что Роза испугалась понапрасну.
   - Успокойтесь, дети... это ветер... Он подул  сильней,  -  ну,  шуба  и
зашевелилась...
   - Но я ясно видела пальцы, отодвигавшие  ее  в  сторону...  -  заметила
дрожащая с испугу Роза.
   - Я смотрела на Дагобера и не видала ничего! - заметила Бланш.
   - Нечего было и смотреть, дети... Очень просто; подумайте, окно ведь по
крайней мере на восемь футов от земли; чтобы достать до него, надо  встать
на лестницу или нужно быть великаном. А что  лестницу  не  успели  бы  еще
отнять, это ясно: я ведь сразу бросился  к  окну  и,  осветив  под  окном,
ничего не увидел.
   - Я, верно, ошиблась! - сказала Роза.
   - Это был ветер, сестрица!
   - Тогда прости за напрасное беспокойство, милый Дагобер.
   - Это-то бы ничего! - задумавшись, отвечал солдат, - а вот мне досадно,
что Угрюма нет до сих пор. Он лег бы у окна,  и  вы  бы  успокоились.  Но,
верно, собака нашла конюшню Весельчака и забежала с ним  проститься...  уж
не сходить ли мне за ним?
   - О нет, Дагобер, не оставляй нас одних,  мы  будем  очень  бояться!  -
разом воскликнули сестры