е огни, так как армии
наемников, соединившиеся теперь, расположились на большом пространстве.
   Саламбо сделала движение вперед, но раб Шагабарима увлек ее в  сторону,
и они поехали вдоль террасы, замыкавшей лагерь варваров. Показалась брешь,
и невольник исчез в ней.
   По верху насыпи ходил часовой с пикой за плечом и луком в руке.
   Саламбо подъезжала все ближе; варвар опустился  на  колено,  и  длинная
стрела пронзила  край  ее  плаща.  Она  не  двигалась  с  места  и  что-то
закричала; тогда он спросил ее, что ей нужно.
   - Говорить с Мато, - сказала она. - Я перебежчик из Карфагена.
   Он свистнул, и свист его повторился вдали. Саламбо  ждала.  Лошадь  ее,
испугавшись, вертелась и фыркала.
   Когда появился Мато, позади Саламбо поднималась луна. Но лицо  ее  было
скрыто под желтой вуалью с черными  разводами,  и  она  была  так  укутана
множеством одежд, что не было возможности разглядеть ее. С  высоты  насыпи
Мато смотрел на смутные очертания ее  фигуры;  в  вечернем  полумраке  она
казалась призраком.
   Наконец, она сказала ему:
   - Отведи меня в свою палатку! Я так хочу!
   Смутное воспоминание, которого он не мог определить, проснулось  в  его
памяти. У него забилось сердце. Ее властный вид смущал его.
   - Следуй за мной! - сказал он.
   Загородка опустилась, и Саламбо очутилась в лагере варваров.
   Он был полон шума густой толпы. Яркие огни горели под висящими котлами;
их багровые отсветы освещали отдельные места,  оставляя  другие  в  полном
мраке. Раздавались крики, призывы;  лошади,  привязанные  к  перекладинам,
стояли длинными-прямыми рядами  между  палатками;  палатки  была  круглые,
четырехугольные, кожаные или холщовые; тут же  были  хижины  из  камыша  и
просто ямы в песке наподобие собачьих нор. Солдаты таскали фашины,  лежали
на земле, упершись локтями или заворачивались в циновки, готовясь  уснуть;
лошадь Саламбо иногда перепрыгивала через них.
   Саламбо вспоминала, что видела уже этих людей; но теперь бороды  у  них
были длиннее, лица еще более почернели, и голоса сделались более хриплыми.
Мато, идя впереди  нее,  отстранял  их  рукой,  отчего  приподнимался  его
красный плащ. Солдаты целовали ему руку или, низко кланяясь,  подходили  к
нему за приказаниями. Он был теперь подлинным, единственным  предводителем
варваров; Спендий, Автарит и Нар Гавас пали духом, а он обнаружил  столько
отваги и упрямства, что все ему покорялись.
   Следуя за ним, Саламбо прошла через весь лагерь.  Его  палатка  была  в
самом конце, в трехстах шагах от окопов Гамилькара.
   Она заметила справа большой ров, и  ей  показалось,  что  к  краю  его,
вровень с землей,  прильнули  лица.  Можно  было  подумать,  что  все  это
отрубленные  головы;  но  глаза  их  двигались,  и  из  полуоткрытых   губ
вырывались жалобы на пуническом наречии.
   Два негра со смоляными светильниками в  руках  стояли  по  обе  стороны
входа. Мато быстро раздвинул холст палатки. Саламбо последовала за ним.
   Палатка  была  глубокая,  с  шестом  посредине.  Освещал   ее   большой
светильник в  форме  лотоса,  наполненный  желтоватым  маслом,  в  котором
плавала пакля; в полумраке блестели военные доспехи.  Обнаженный  меч  был
прислонен к табурету рядом со щитом; на  циновках  были  свалены  бичи  из
гиппопотамовой кожи,  кимвалы,  бубенцы,  ожерелья;  на  войлочном  одеяле
рассыпаны крошки черного хлеба;  в  углу  на  круглом  камне  лежали  кучи
небрежно брошенной медной монеты. Через разорванный  холст  палатки  ветер
доносил пыль лагеря и запах слонов;  слышно  было,  как  они  ели,  лязгая
цепями.
   - Кто ты? - просил Мато.
   Не отвечая ему, она медленно оглядывалась вокруг себя;  потом  взор  ее
устремился в глубину, где над ложем из пальмовых ветвей спускалось на  пол
нечто синее и сверкающее.
   Она быстро направилась туда, невольно вскрикнув. Мато, стоявший за нею,
топнул ногой.
   - Кто тебя привел? Что тебе нужно?
   Она ответила, указывая в глубь палатки:
   - Я пришла взять заимф!
   Она сорвала с головы покрывало. Он отступил, подавшись  назад  локтями,
раскрыв рот, охваченный ужасом.
   Она почувствовала, что ее поддерживает сила богов; глядя в  лицо  Мато,
она потребовала, чтобы он вернул ей заимф, властно и  долго  настаивая  на
исполнении своего требования.
   Мато не слышал; он глядел на нее, и одежды ее, казалось ему,  сливались
с ее телом. Волнистое сияние тканей и  ослепительный  цвет  ее  кожи  были
чем-то  особым,  присущим  ей  одной.  Ее  глаза   лучились   подобно   ее
бриллиантам; блеск ее ногтей продолжал игру каменьев на  ее  пальцах;  две
пряжки туники, слегка приподнимая ее груди, приближали их одну к другой, и
мысли его устремились на узкое пространство между  ними,  куда  спускалась
цепочка, держа изумруд, видневшийся ниже, под фиолетовым тазом.
   На ней были серьги с подвесками  в  виде  маленьких  сапфировых  весов,
поддерживавших  выдолбленные  жемчужины,  наполненные   благовониями.   Из
отверстия жемчужины время от времени падала маленькая капелька и смачивала
обнаженное плечо. Мато следил, как падали капли.
   Неудержимое любопытство влекло его к ней; как дитя трогает  запрещенный
плод, он дрожа коснулся концом  пальца  ее  груди;  холодное  тело  упруго
уступило давлению.
   Это прикосновение, хотя и едва  ощутимое,  глубоко  потрясло  Мато.  Он
устремился  к  Саламбо  всем  своим  существом.  Ему  хотелось   охватить,
поглотить, выпить ее всю. Грудь его тяжело вздымалась, зубы стучали.
   Взяв ее за обе руки, он мягко притянул