|
мне!
И они приблизились друг к другу.
Она шла к нему в своей симарре, тянувшейся за нею по полу, и ее большие
глаза устремлены были на покрывало. Мато глядел на нее, ослепленный ее
красотой, и, протягивая ей заимф, как бы пытался заключить ее в свои
объятия. Она отстранила его вытянутыми руками. Вдруг она остановилась, и
они взглянули широко раскрытыми глазами друг на друга.
Она не понимала, чего он хотел от нее, но все же почувствовала ужас. Ее
тонкие брови поднялись, губы раскрылись; она вся дрожала. Наконец, она
ударила в одну из медных чаш, висевших в углах красной постели, и
крикнула:
- На помощь! На помощь! Назад, дерзновенный! Будь проклят,
осквернитель! На помощь! Таанах! Крум! Эва! Миципса! Шаул!
Испуганное лицо Спендия показалось в стене, среди глиняных кувшинов, и
он быстро проговорил:
- Беги! Сюда идут!
Поднялось великое смятение; сотрясая лестницы, в комнату ворвался поток
людей - женщин, слуг, рабов, вооруженных палками; дубинами, ножами,
кинжалами. Они точно окаменели от негодования, увидав Мато; служанки
подняли вой, как на похоронах, и черная кожа евнухов побледнела.
Мато стоял за перилами. Завернутый в заимф, он казался звездным
божеством, вокруг которого расстилалось небо. Рабы бросились к нему;
Саламбо их остановила:
- Не трогайте его! На нем покрывало богини!
Она отступила в угол, но, сделав шаг к нему и протягивая обнаженную
руку, крикнула:
- Проклятие тебе, ограбившему Танит! Гнев и месть, смертоубийство и
скорбь на твою голову! Да растерзает тебя Гурзил, бог битв! Да задушит
тебя Мастиман, бог мертвых! И да сожжет тебя тот, другой, которого нельзя
называть!
Мато испустил крик, точно раненный копьем. Она повторила несколько раз:
- Прочь отсюда! Прочь отсюда!
Толпа слуг расступилась, и Мато, опустив голову, медленно прошел среди
них; у двери он остановился: бахрома заимфа зацепилась за одну из золотых
звезд на плитах пола. Он дернул покрывало движением плеча и спустился с
лестниц.
Спендий, прыгая с террасы на террасу, перескакивая через заборы и
канавы, выбежал из садов. Он подошел к подножию маяка. Стена в этом месте
не была защищена, до того недоступен был утес. Спендий дошел до края, лег
на спину и соскользнул до самого низа; потом он доплыл до мыса Могил,
направился кружным путем вдоль морской лагуны и вечером вернулся в лагерь
к варварам.
Взошло солнце. Как удаляющийся лев, шел Мато вниз по дорогам, озираясь
страшными глазами по сторонам.
Смутный гул доносился до его слуха. Он исходил из дворца и
возобновлялся вдали, у Акрополя. Одни говорили, что кто-то похитил
сокровище Республики в храме Молоха; другие утверждали, что убит жрец;
иные были уверены, что в город вошли варвары.
Мато, не зная, как выйти из оград, шел прямо вперед. Его заметили;
поднялся крик. Толпа поняла, что случилось. Ее охватил ужас, сменившийся
безграничной яростью.
Люди сбегались из отдаленных мест Маппал, с высоты Акрополя, из
катакомб, с берегов озера. Патриции выходили из дворцов, продавцы - из
своих лавок; женщины оставляли детей. Все вооружались мечами, топорами,
палками, но препятствие, которое помешало Саламбо, удерживало теперь
толпу. Как взять покрывало? Даже глядеть на него было преступлением, ибо
оно было частью божества, и прикосновение к нему грозило смертью.
В колоннадах храмов жрецы ломали себе руки от отчаяния. Легионеры
скакали наудачу во все стороны; народ поднимался на крыши, на террасы,
взбирался на плечи громадных статуй, на мачты кораблей. Мато продолжал
идти, и с каждым его шагом усиливался общий гнев и вместе с тем ужас.
Улицы пустели при его приближении, и поток бегущих людей вздымался с двух
сторон до верхушек стен. Перед ним мелькали широко раскрытые глаза, как бы
готовые его поглотить, скрежещущие зубы, грозно поднятые кулаки, и
проклятия Саламбо продолжали раздаваться, подхваченные толпой.
Вдруг в воздухе просвистала длинная стрела, за ней - другая,
загрохотали пущенные в Мато камни; но плохо направленные удары (все
боялись попасть в заимф) проносились над его головой. Пользуясь покрывалом
как щитом, Мато простирал его направо и налево, перед собою, позади себя,
и нападающие не знали, как с ним справиться. Он шел все быстрее,
сворачивая в свободные улицы. В конце они были загорожены веревками,
повозками, засадами, и ему приходилось возвращаться назад. Наконец, он
дошел до Камонской площади, где погибли балеары. Мато остановился и
побледнел, точно увидя перед собою смерть. На этот раз он
|
|