й алоэ.
   Мато все повторял:
   - Где она? Я хочу ее видеть. Проведи меня!
   - Это безумие! - сказал Спендий. - Она поднимет крик, прибегут ее рабы,
и, несмотря на твою силу, ты погибнешь!
   Так они дошли до  лестницы  с  галерами.  Мато  поднял  голову,  и  ему
показалось, что он видит на самом верху мягкое  лучистое  сияние.  Спендий
хотел его удержать, но Мато побежал вверх по лестнице.
   Вернувшись в те места, где он впервые увидел Саламбо, Мато сразу  забыл
о времени, протекшем с тех пор. Вот она только что пела, переходя от стола
к столу. Потом она исчезла, и с тех пор он все поднимается вверх  по  этой
лестнице. Небо  над  его  головой  было  покрыто  огнями,  море  заполняло
горизонт, с каждым шагом его окружало все более широкое пространство, и он
продолжал идти вверх с той странной легкостью, которую испытываешь во сне.
   Шорох покрывала, скользившего по  камням,  напомнил  ему  о  новом  его
могуществе;  от  избытка  надежд  он  не  знал,  что   ему   делать;   эта
нерешительность смущала его.
   Время от времени  он  прижимался  лицом  к  четырехугольным  отверстиям
запертых помещений, и ему казалось, что в некоторых он видел спящих людей.
   Последний этаж, более узкий, стоял в виде наперстка на вершине  террас.
Мато медленно обошел его кругом.
   Молочный свет пронизывал пластинки талька, которые прикрывали небольшие
отверстия в стене; симметрично расположенные, они похожи были во мраке  на
нитки тонкого жемчуга. Он узнал красную дверь с черным крестом.  Сердце  у
него забилось. Ему хотелось убежать. Он толкнул дверь; она открылась.
   В глубине комнаты  горела  висячая  лампа  в  форме  галеры.  Три  луча
исходили  из  серебряного  киля  и  сверкали  на  высокой  обшивке   стен,
расписанных красным с  черными  полосами.  Потолок  состоял  из  маленьких
золоченых балок; посредине вставлены были в деревянные кружки  аметисты  и
топазы. По обеим сторонам длинной комнаты тянулось низкое  ложе  из  белых
ремней;  над  ним  раскрывались  в  углублении  стен  полукруги  наподобие
раковин, и с них свешивались до полу женские одежды.
   Ониксовый выступ окружал ступенькой овальный бассейн; тонкие  туфли  из
змеиной кожи стояли на краю бассейна рядом с алебастровым кувшином. Дальше
виднелись следы влажных ног. В воздухе носились испарения нежных запахов.
   Мато касался, ногами плит, выложенных золотом, перламутром  и  стеклом;
несмотря на полировку пола, ему казалось что ноги его  увязали,  точно  он
шел среди песков.
   Позади серебряной лампы  он  увидел  большой  голубой  четырехугольник,
висевший в воздухе на уходящих  вверх  четырех  шнурах,  и  пошел  вперед,
сгибаясь и раскрыв рот.
   Веера из крыльев фламинго с черными коралловыми ручками валялись  среди
пурпуровых подушек, ящичков из кедрового  дерева,  черепаховых  гребней  и
маленьких лопаточек из слоновой кости. Кольца и браслеты были нанизаны  на
рога антилопы; глиняные  сосуды  выставлены  для  охлаждения  в  расселину
стены, на камышовую плетенку. Мато несколько раз спотыкался, так  как  пол
был неровный, образуя в комнате как бы ряд отдельных помещений. Серебряная
балюстрада окружала в глубине комнаты ковер, пестревший писанными  по  нем
цветами. Наконец, он подошел  к  висячей  постели,  подле  которой  стояла
скамеечка из черного дерева, служившая лестницей.
   Свет замирал у края, и тень, точно большая занавесь,  открывала  только
угол красной постели и кончик маленькой  обнаженной  ноги.  Мато  тихонько
приблизил лампу.
   Саламбо спала, подперев  щеку  одной  рукой  и  вытянув  другую.  Кудри
рассыпались вокруг нее в таком изобилии, что она лежала  точно  на  черных
перьях; широкая белая туника спускалась мягкими складками до  ног,  следуя
изгибам тела. Глаза девушки чуть-чуть виднелись из-под  полузакрытых  век.
Прямые складки полога окружали ее синеватым светом, и  дыхание,  сообщаясь
шнурам, как бы качало ее в воздухе. Звенел длинноногий комар.
   Мато недвижно стоял подле нее, держа в руке  серебряную  галеру;  вдруг
кисейная занавеска, защищавшая ее от комаров, вспыхнула и исчезла. Саламбо
проснулась.
   Огонь погас сам собой. Она  молчала.  Лампа  бросала  на  обшивку  стен
колеблющиеся пятна света.
   - Что это? - спросила она.
   Он ответил:
   - Это покрывало богини!
   - Покрывало богини! - воскликнула Саламбо.
   Опираясь на сжатые кулаки, она, вся дрожа, высунулась из постели.
   Он продолжал:
   - Я добыл его для тебя из глубин святилища! Смотри!
   Заимф сверкал, весь залитый лучами.
   - Помнишь? - сказал Мато. - По ночам ты являлась мне в моих снах, но  я
не понимал безмолвного приказания твоих глаз!
   Она поставила ногу на скамеечку из черного дерева.
   - Если бы я понял, я прибежал бы. Я покинул бы войско, я не ушел бы  из
Карфагена. По твоему велению я спустился бы в пещеру Гадрумета, в  царство
теней. Прости! Точно горы давили меня, и все же что-то влекло меня  вдаль!
Я искал пути к тебе! Но разве я  дерзнул  бы  без  помощи  богов?..  Идем!
Следуй за мной, или, если ты не хочешь, я останусь здесь. Мне все равно...
Утопи мою душу в своем дыхании! Пусть уста мои сотрутся, целуя твои руки!
   - Покажи! - сказала она. - Ближе, ближе!
   Занималась заря, и свет винного оттенка пронизывал тальковые  пластинки
в стенах. Саламбо прислонилась, обессиленная, к подушкам.
   - Я тебя люблю! - воскликнул Мато.
   Она прошептала:
   - Дай ег