черных кудрях Родольфа, падавших на его загорелый лоб, об его мощном  и  в
то же время стройном стане, об этом столь  многоопытном  и  все  же  таком
увлекающемся человеке! Для него она обтачивала свои ногти с  тщательностью
гранильщика, для него не щадила ни кольдкрема для своей кожи,  ни  пачулей
для носовых платков. Она унизывала себя браслетами, кольцами,  ожерельями.
Перед его приходом она ставила розы в  две  большие  вазы  синего  стекла,
убирала комнату и убиралась сама, точно придворная дама в ожидании принца.
Она заставляла прислугу то и дело стирать белье. Фелисите по целым дням не
вылезала из кухни, а Жюстен, который вообще часто проводил  с  нею  время,
смотрел, как она работает.
   Облокотившись на длинную гладильную доску,  он  с  жадным  любопытством
рассматривал  разложенные  перед  ним  принадлежности  дамского   туалета:
канифасовые юбки, косынки, воротнички, панталоны на  тесемках,  широкие  в
бедрах и суживавшиеся книзу.
   - А это для чего? - указывая на кринолин  или  на  застежку,  спрашивал
юнец.
   - А ты что, первый раз видишь? - со смехом говорила Фелисите. -  Небось
у твоей хозяйки, госпожи Оме, точь-в-точь такие же.
   - Ну да, такие же! - отзывался Жюстен  и  задумчиво  прибавлял:  -  Моя
барыня разве что стояла рядом с вашей.
   Служанку раздражало, что он все вертится около нее. Она была  на  шесть
лет старше его, за нею  уже  начинал  ухаживать  работник  г-на  Гильомена
Теодор.
   - Отстань ты от меня! - переставляя горшочек с крахмалом, говорила она.
-  Поди-ка  лучше  натолки  миндалю.  Вечно  трешься  около  женщин.   Еще
бороденка-то у паршивца не выросла, а туда же!
   - Ну, ну, не сердитесь,  я  вам  сейчас  ботиночки  ее  в  лучшем  виде
разделаю.
   Он брал с подоконника Эммины башмачки, покрытые  грязью  свиданий,  под
его руками грязь превращалась в пыль,  и  он  смотрел,  как  она  медленно
поднимается в луче солнца.
   - Уж очень ты бережно с ними обращаешься! - говорила кухарка. Сама  она
с ними не церемонилась,  когда  чистила,  так  как  барыня,  заметив,  что
ботинки не имеют вида новых, сейчас же отдавала их ей.
   У Эммы в шкафу было когда-то много обуви, но постепенно она  вся  почти
перешла к служанке, и Шарль никогда не выговаривал за это жене.
   Без возражений уплатил он  и  триста  франков  за  искусственную  ногу,
которую Эмма сочла необходимым подарить Ипполиту. Протез был пробковый,  с
пружинными сочленениями, - это был сложный механизм, заправленный в черную
штанину, с лакированным ботинком на конце.  Однако  Ипполит  не  мог  себе
позволить роскошь ходить каждый день на такой красивой ноге и  выпросил  у
г-жи Бовари другую  ногу,  попроще.  Лекарь,  разумеется,  оплатил  и  эту
покупку.
   Мало-помалу конюх опять начал заниматься своим  делом.  Снова  он  стал
появляться то тут, то там на улицах  городка,  и  Шарль,  издали  заслышав
сухой стук костыля по камням мостовой, быстро переходил на другую сторону.
   Все заказы брался  выполнять  торговец  г-н  Лере,  -  это  давало  ему
возможность часто встречаться с  Эммой.  Он  рассказывал  ей  о  парижских
новинках, обо всех диковинных женских вещицах, был чрезвычайно услужлив  и
никогда  не  требовал  денег.   Эмму   соблазнил   такой   легкий   способ
удовлетворять свои прихоти. Так, например, ей захотелось подарить Родольфу
очень красивый хлыст, который она видела в одном  из  руанских  магазинов.
Через неделю г-н Лере положил ей этот хлыст на стол.
   Но на другой день он предъявил ей счет на двести  семьдесят  франков  и
сколько-то сантимов. Эмма растерялась:  в  письменном  столе  было  пусто,
Лестибудуа задолжали больше чем  за  полмесяца,  служанке  -  за  полгода,
помимо этого было еще много долгов, и Шарль  с  нетерпением  ждал  Петрова
дня, когда г-н Дерозере обыкновенно расплачивался с  ним  сразу  за  целый
год.
   Эмме несколько раз удавалось спровадить торговца, но в конце концов  он
потерял терпение: его самого преследуют-де кредиторы, деньги у него все  в
обороте, и, если он не получит хоть сколько-нибудь, ему придется забрать у
нее вещи.
   - Ну и берите! - отрезала Эмма.
   - Что вы? Я пошутил! - сказал он. - Вот только хлыстика жаль. Ничего не
поделаешь, я попрошу вашего супруга мне его вернуть.
   - Нет, нет! - воскликнула Эмма.
   "Ага! Ты у меня в руках!" - подумал Лере.
   Вышел он от  Эммы  вполне  проникнутый  этой  уверенностью,  по  своему
обыкновению насвистывая и повторяя вполголоса:
   - Отлично! Посмотрим! Посмотрим!
   Эмма все  еще  напрягала  мысль  в  поисках  выхода  из  тупика,  когда
появилась кухарка и положила на камин сверточек в синей  бумаге  "от  г-на
Дерозере". Эмма подскочила, развернула сверток. В нем оказалось пятнадцать
наполеондоров. Значит, счет можно будет оплатить! На лес