адает пелена. Во Фрибуре некий священнослужитель...
   Его оппонент спал. В комнате было душно; аббату не хватало воздуха,  он
отворил окно и разбудил этим фармацевта.
   - Не хотите ли табачку? - предложил Бурнизьен.  -  Возьмите,  возьмите!
Так и сон пройдет.
   Где-то далеко выла собака.
   - Слышите? Собака воет, - сказал фармацевт.
   - Говорят, будто они чуют покойников, - отозвался священник. - Это  как
все равно пчелы: если кто умрет, они сей же час покидают улей.
   Этот предрассудок не вызвал возражений со стороны Оме, так как он опять
задремал.
   Аббат Бурнизьен был покрепче фармацевта и еще некоторое  время  шевелил
губами, но потом и у него голова  свесилась  на  грудь,  он  выронил  свою
толстую черную книгу и захрапел.
   Надутые, насупленные, они сидели друг  против  друга,  выпятив  животы;
после  стольких  препирательств  их  объединила  наконец  общечеловеческая
слабость - и тот и другой  были  теперь  неподвижны,  как  лежавшая  рядом
покойница, которая тоже, казалось, спала.
   Приход Шарля не разбудил их. Он пришел в последний раз -  проститься  с
Эммой.
   Еще курились ароматические травы, облачка сизого дыма сливались у  окна
с туманом, вползавшим в комнату. На небе мерцали редкие звезды, ночь  была
теплая.
   Свечи оплывали, роняя на простыни крупные капли воска. Шарль до боли  в
глазах смотрел, как они горят, как лучится их желтое пламя.
   По атласному платью, матовому, будто свет луны, пробегали тени. Эммы не
было видно под ним, и казалось Шарлю, что  душа  ее  неприметно  для  глаз
разливается вокруг и что теперь она во всем: в каждом предмете,  в  ночной
тишине, в пролетающем ветерке, в запахе речной сырости.
   А то вдруг он видел ее  в  саду  в  Тосте,  на  скамейке,  возле  живой
изгороди, или на руанских улицах, или на пороге ее родного дома  в  Берто.
Ему слышался веселый смех пляшущих под яблонями парней. Комната  была  для
него полна благоухания ее волос, ее платье  с  шуршаньем  вылетающих  искр
трепетало у пего в руках. И это все была она!
   Он долго припоминал все исчезнувшие радости,  все  ее  позы,  движения,
звук ее голоса. За одним порывом  отчаяния  следовал  другой  -  они  были
непрерывны, как волны в часы прибоя.
   Им овладело жестокое любопытство: весь дрожа,  он  медленно,  кончиками
пальцев приподнял вуаль. Вопль ужаса, вырвавшийся у него,  разбудил  обоих
спящих. Они увели его вниз, в столовую.
   Потом пришла Фелисите и сказала, что он просит прядь ее волос.
   - Отрежьте! - позволил аптекарь.
   Но служанка не решалась - тогда он сам с ножницами в  руках  подошел  к
покойнице. Его так трясло, что он в нескольких местах проткнул  на  висках
кожу. Наконец, превозмогая  волнение,  раза  два-три,  не  глядя,  лязгнул
ножницами,  и  в  прелестных  черных  волосах  Эммы   образовалась   белая
прогалина.
   Затем фармацевт и священник вернулись к  своим  занятиям,  но  все-таки
время от времени оба засыпали, а когда просыпались, то корили друг  друга.
Аббат Бурнизьен неукоснительно кропил комнату святой  водой,  Оме  посыпал
хлором пол.
   Фелисите догадалась оставить им на комоде бутылку водки, кусок  сыру  и
большую булку. Около четырех часов утра аптекарь не выдержал.
   - Я не прочь подкрепиться, - сказал он со вздохом.
   Священнослужитель тоже не отказался. Он  только  сходил  в  церковь  и,
отслужив, сейчас же вернулся. Затем они чокнулись и  закусили,  ухмыляясь,
сами не зная почему, -  ими  овладела  та  беспричинная  веселость,  какая
нападает на  человека  после  долгого  унылого  бдения.  Выпив  последнюю,
священник хлопнул фармацевта по плечу и сказал:
   - Кончится тем, что мы с вами поладим!
   Внизу, в прихожей, они столкнулись с рабочими. Шарлю  пришлось  вынести
двухчасовую пытку - слушать, как стучит  молоток  по  доскам.  Потом  Эмму
положили в дубовый гроб, этот гроб - в  другой,  другой  -  в  третий.  Но
последний оказался слишком широким - пришлось набить в  промежутки  шерсть
из тюфяка. Когда же все три крышки были подструганы, прилажены, подогнаны,
покойницу перенесли поближе к дверям, доступ к телу был открыт,  и  сейчас
же нахлынули ионвильцы.
   Приехал папаша Руо. Увидев черное сукно у входной  двери,  он  замертво
свалился на площади.



10

   Письмо аптекаря Руо получил только через полтора суток после печального
события, а кроме того, боясь чересчур взволновать его,  г-н  Оме  составил
письмо в так