столовую;  вскоре
после этого г-н Оме пошел домой.
   На площади к нему  пристал  слепец:  уверовав  в  противовоспалительную
мазь, он притащился в Ионвиль и теперь спрашивал каждого  встречного,  где
живет аптекарь.
   - Да, как же! Есть у меня время с  тобой  возиться!  Ну  да  уж  ладно,
приходи попоздней, - сказал г-н Оме и вбежал в аптеку.
   Ему предстояло написать два письма, приготовить успокоительную микстуру
для Бовари, что-нибудь придумать, чтобы скрыть  самоубийство,  сделать  из
этой лжи статью для Светоча и дать отчет о случившемся своим  согражданам,
которые ждали, что он сделает им сообщение. Только когда ионвильцы, все до
единого, выслушали  его  рассказ  о  том,  как  г-жа  Бовари,  приготовляя
ванильный крем, спутала мышьяк с сахаром, Оме опять побежал к Шарлю.
   Тот сидел в кресле у окна  (г-н  Каниве  недавно  уехал),  бессмысленно
глядя в пол.
   - Вам надо бы самому назначить час церемонии, - сказал фармацевт.
   -  Что  такое?  Какая  церемония?  -  переспросил  Шарль  и   залепетал
испуганно: - Нет, нет, пожалуйста, не надо! Она должна быть со мной.
   Оме, чтобы замять неловкость, взял с этажерки графин и  начал  поливать
герань.
   - Очень вам благодарен! Вы так добры... -  начал  было  Шарль,  но  под
наплывом воспоминаний, вызванных этим жестом фармацевта, сейчас же умолк.
   Чтобы он хоть немного отвлекся от  своих  мыслей,  Оме  счел  за  благо
поговорить о садоводстве, о том, что растения нуждаются во влаге. Шарль  в
знак согласия кивнул головой.
   - А теперь скоро опять настанут теплые дни.
   - Да, да! - подтвердил Шарль.
   Не зная, о чем  говорить  дальше,  аптекарь  слегка  раздвинул  оконные
занавески.
   - А вон Тюваш идет.
   - Тюваш идет, - как эхо, повторил за ним Шарль.
   Оме так и не решился напомнить ему о похоронах. Его уговорил священник.
   Шарль заперся у себя в кабинете, вволю наплакался, потом  взял  перо  и
написал:

   "Я хочу, чтобы ее похоронили в подвенечном платье, в  белых  туфлях,  в
венке. Волосы распустите ей по плечам. Гробов  должно  быть  три:  один  -
дубовый, другой - красного дерева, третий - металлический. Со  мной  ни  о
чем не говорите. У меня достанет сил перенести  все.  Сверху  накройте  ее
большим куском зеленого бархата. Это мое  желание.  Сделайте,  пожалуйста,
так".

   Романтические причуды Бовари удивили тех, кто его окружал. Фармацевт не
преминул возразить:
   - По-моему, бархат - это лишнее. Да и стоит он...
   - Какое вам дело? - крикнул Бовари. - Оставьте меня! Я ее люблю,  а  не
вы! Уходите!
   Священник взял его под руку и увел в сад. Там он заговорил о  бренности
всего земного. Господь всемогущ и милосерд; мы должны не только безропотно
подчиняться его воле, но и благодарить его.
   Шарль начал богохульствовать:
   - Ненавижу я вашего господа!
   - Это дух отрицания в вас говорит, - со вздохом молвил священник.
   Бовари был уже  далеко.  Он  быстро  шел  между  оградой  и  фруктовыми
деревьями и, скрежеща зубами,  взглядом  богоборца  смотрел  на  небо,  но
вокруг не шелохнул ни один листок.
   Моросил дождь. Ворот у Шарля был распахнут, ему стало холодно, и, придя
домой, он сел в кухне.
   В шесть часов на площади что-то затарахтело: это  приехала  "Ласточка".
Прижавшись лбом к стеклу, Шарль смотрел, как один за  другим  выходили  из
нее пассажиры. Фелисите положила ему в гостиной тюфяк. Он лег и заснул.


   Господин Оме хоть и был философом, но к мертвым относился с  уважением.
Вот почему, не обижаясь на бедного Шарля, он, взяв с  собой  три  книги  и
папку с бумагой для выписок, пришел к нему  вечером,  чтобы  провести  всю
ночь около покойницы.
   Там он  застал  аббата  Бурнизьена.  Кровать  вытащили  из  алькова;  в
возглавии горели две большие свечи.
   Тишина угнетала аптекаря, и он поспешил  заговорить  о  том,  как  жаль
"несчастную молодую женщину". Священник на это возразил,  что  теперь  нам
остается только молиться за нее.
   - Но ведь одно из двух, - вскинулся Оме, - либо она упокоилась "со духи
праведных", как выражается церковь, и в таком случае наши молитвы ей ни на
что не  нужны,  либо  она  умерла  без  покаяния  (кажется,  я  употребляю
настоящий богословский термин), и в таком случае...
   Аббат, перебив его, буркнул, что молиться все-таки надо.
   - Но если бог сам  знает,  в  чем  мы  нуждаемся,  то  зачем  же  тогда
молиться? - возразил фармацевт.
   - Как зачем молиться? - воскликнул священнослужитель. - Так  вы,  стало
быть, не христианин?
   - Простите! - сказал Оме. - Я преклоняюсь перед  христианством.  Прежде
всего оно освободило рабов, оно дало миру новую мораль.
   - Да я не о том! Все тексты...
   - Ох, уж эти ваши тексты! Почитайте  историю!  Всем  известно,  что  их
подделали иезуиты.
   Вошел Бовари и, подойдя к кровати, медленно отдернул полог.
   Голова Эммы склонилась к правому плечу.  В  нижней  части  лица  черной
дырой зиял приоткрытый уголок рта. Большие пальцы были пригнуты к лад