имени,  и  скрытый  лик  никому  не ведом. Таким образом, маска
примиряла уважение к предкам с требованиями нового ремесла. Ему
не придется предстать перед огнями рампы  непосредственно,  как
существу реальному. Он станет безымянным духом, оживляющим тело
марионетки,  nervis alienis mobile lignum1, с той разницей, что
находиться  он  будет  внутри  марионетки,  вместо  того  чтобы
снаружи  дергать  ее  за  нитку.  И достоинство его при этом не
пострадает.
     Блазиус, искренне полюбивший Сигоньяка, сам  придумал  для
него  маску,  совершенно  отличную  от  его  настоящего облика.
Вздернутый нос, усеянный угрями, а на конце красный, как вишня,
взъерошенные  остроугольные   брови   и   закрученные   рожками
полумесяца  усы  до  неузнаваемости  искажали  правильные черты
барона; это сооружение закрывало лишь лоб и  нос,  но  от  него
менялось   и  все  лицо.  Наконец  вся  труппа  отправилась  на
репетицию, которую  решено  было  провести  в  костюмах,  чтобы
определилось   общее  впечатление.  Не  желая  идти  по  городу
ряжеными, актеры отправили театральные костюмы в залу для  игры
в  мяч,  и  актрисы  стали переодеваться в помещении, описанном
нами выше. Знатные горожане, щеголи, острословы из  кожи  лезли
вон,  чтобы  попасть  в  храм Талии или, вернее, в ризницу, где
жрицы Музы облачались для  совершения  таинств.  Все  увивались
вокруг  актрис:  кто держал зеркало, кто придвигал свечи, чтобы
было виднее. Один подавал советы, куда прикрепить бант,  другой
протягивал  пудреницу,  а  самый  робкий  сидел на ларе, болтал
ногами и молчал, с независимым видом подкручивая усики.
     У  каждой  актрисы  был  свой  круг  поклонников,   алчным
взглядом искавших поживы в случайных и намеренных нескромностях
туалета.  То  кстати  соскользнет  с  плеча  пеньюар  и откроет
гладкую,  как  мрамор,  спину;  то   розовато-белое   полушарие
выскользнет  на волю из тесного корсета, и приходится поудобней
укладывать его в  кружевное  гнездышко,  а  то  еще  прекрасная
обнаженная   рука   поднимется,  чтобы  поправить  прическу,  -
нетрудно вообразить, сколько витиеватых  любезностей  и  пошлых
мифологических  сравнений  исторгало  у  галантных провинциалов
лицезрение  подобных  сокровищ;  Зербина  заливалась   хохотом,
слушая эти глупости: тщеславная и неумная Серафина наслаждалась
ими;  Изабелла  не  слушала их и под жадными мужскими взглядами
скромно  занималась  своим  убором,   учтиво,   но   решительно
отказываясь от предлагаемых ей услуг.
     Валломбрез  в  сопровождении  своего  приятеля  Видаленка,
разумеется, воспользовался случаем увидеть Изабеллу. Вблизи  он
нашел  ее  привлекательнее,  чем издалека, и воспылал к ней еще
большей страстью. Молодой  герцог  постарался  предстать  перед
актрисой  в  самом  выигрышном свете, и, правду сказать, он был
ослепительно красив, одетый в роскошный белый атласный  костюм,
весь  в  буфах,  схваченных  аграмантом,  вишневыми  лентами  и
бриллиантовыми пряжками. Каскады тончайшего  батиста  и  кружев
ниспадали  из  рукавов  камзола,  пышная перевязь из серебряной
парчи  придерживала  шпагу;  рука  в   перчатке   с   раструбом
помахивала  белой  фетровой  шляпой, украшенной пунцовым пером.
Длинные черные локоны вились  вдоль  тонко  очерченного  овала,
оттеняя  матовую  бледность  лица.  Пурпурные губы под изящными
усиками пылали, а глаза сверкали сквозь густую бахрому  ресниц.
Голова  гордо  сидела на круглой, белой, как мраморная колонна,
шее, выступавшей из отложного воротника,  обшитого  драгоценным
венецианским гипюром.
     Однако  в  этом  совершенстве  было  что-то отталкивающее.
Тонкие, чистые, благородные черты портило  выражение  какой-то,
можно  сказать,  бесчеловечности;  чувствовалось,  что  людские
страдания и радости мало  трогают  обладателя  этого  неумолимо
прекрасного  лица. Он должен был считать и действительно считал
себя существом особой породы.
     Валломбрез подошел  к  туалетному  столу  Изабеллы,  молча
оперся  о  зеркало,  в  расчете  на  то, что взгляд актрисы, по
необходимости ежеминутно обращаясь к зеркалу, будет встречаться
с его взглядом. Этот искусный маневр любовной тактики, конечно,
оказался бы безошибочным  со  всякой,  кроме  нашей  простушки.
Прежде   чем  заговорить,  молодой  герцог  хотел  поразить  ее
воображение своей горделивой  красотой  и  великолепием  своего
костюма.
     Изабелла  узнала  дерзкого незнакомца из соседнего сада и,
смутясь  от  его  властного,  пламенного  взора,  вела  себя  с
величайшей сдержанностью, стараясь не отрывать глаз от зеркала.
Странная особа, - казалось, она не замечает, что перед ней один
из красивейших вельмож Франции!
     Соскучившись   стоять,   как   истукан,  Валломбрез  решил
переменить тактику и обратился к актрисе:
     - Кажется, вы, сударыня,  играете  роль  Сильвии  в  пьесе
господина де Скюдери "Лигдамон и Лидий"?