труппу  Ирода,  -  отвечала  я,  -  или  присоединиться к ней в
Париже, если она уже добралась туда. Я хочу занять свое  амплуа
субретки,  мне  давно  уже  не  случалось  провести  ни  одного
Жеронта..." Маркиз рассмеялся и сказал: "Ну что  же,  поезжайте
вперед, я предоставляю в ваше распоряжение тех же трех мулов. А
сам  вскоре  последую за вами. Кстати, кое-какие дела давно уже
требуют моего присутствия при дворе.  Я  порядком  засиделся  в
деревне.  Надеюсь, вы позволите мне наслаждаться вашей игрой, а
если я постучусь  к  вам  в  уборную,  вы  отворите  дверь?"  Я
изобразила  негодующую  невинность, которая, впрочем, не давала
повода отчаиваться. "Ах,  господин  маркиз,  чего  вы  от  меня
требуете!"  Итак,  после  самого нежного прощания я вскочила на
мула, и вот я здесь, в "Гербе Франции".
     - А вдруг маркиз не приедет? - с сомнением произнес  Ирод.
- Для тебя это будет ужасный удар.
     Это  предположение  показалось  Зербине настолько нелепым,
что она откинулась на спинку кресла, заливаясь смехом и держась
за бока.
     - Чтобы маркиз не приехал! - воскликнула она, отдышавшись.
- Можешь заранее оставить ему комнату. Я боюсь другого - как бы
в избытке страсти он не опередил меня. А ты, Тиран,  не  только
злодей,  но  и глупец! Ты смеешь усомниться в моих чарах. Право
же, трагедии совсем свихнули тебе мозги. Раньше ты был умнее.
     Леандр и Скапен, узнав от слуг о прибытии Зербины,  пришли
поздороваться  с  ней.  Вскоре  заявилась  тетка  Леонарда,  ее
совиные глаза  вспыхнули  при  виде  золота  и  драгоценностей,
разложенных  на столе. Она сразу же принялась угодливо лебезить
перед Зербиной.  Затем  пришла  Изабелла,  и  Субретка  любезно
подарила ей кусок тафты. Одна Серафина сидела взаперти у себя в
комнате.  Ее  самолюбие  не  могло  примириться  с необъяснимым
предпочтением маркиза.
     Зербине сообщили, что Матамор замерз и  что  его  заменяет
барон  де  Сигоньяк,  который избрал себе театральное прозвище,
вполне подходящее к роли, - капитан Фракасс.
     - Для меня будет великой честью играть с  дворянином,  чьи
предки  участвовали  в  крестовых походах, - сказала Зербина. -
Постараюсь, чтобы почтительность не убила во мне воодушевления.
По счастью, я привыкла теперь к обществу титулованных  особ.  В
этот   миг  Сигоньяк  вошел  в  комнату.  Зербина  вскочила  и,
расправив  юбки  так,  что  они  встали  колоколом,  присела  в
глубоком и почтительном придворном реверансе.
     - Это  относится  к  барону  де  Сигоньяку,  а  вот  это к
товарищу  моему  капитану  Фракассу,  -  объявила  она,  звонко
чмокнув его в обе щеки, отчего Сигоньяк, не привыкший к вольным
театральным  нравам,  совсем  смешался,  тем более что при этом
присутствовала Изабелла.
     Возвращение  Зербины  позволило  внести   разнообразие   в
репертуар,  и  вся  труппа,  исключая  Серафину,  была в полном
восторге от ее приезда.
     Теперь, когда Зербина благополучно водворена  на  место  и
окружена  обрадованными товарищами, вернемся к Оресту и Пиладу,
которых мы покинули в ту минуту, как они после прогулки вошли в
дом.
     Орест, то есть молодой герцог де Валломбрез, ибо таков был
его титул, едва дотрагивался до кушаний и не раз забывал выпить
наполненный лакеем бокал, настолько мысли  его  были  поглощены
красавицей,  которую  он  увидел  в  окне.  Тщетно  пытался его
наперсник,  кавалер  де  Видаленк,  развлечь  его.   Валломбрез
односложно отвечал на дружеские поддразнивания своего Пилада.
     После десерта кавалер сказал герцогу:
     - Безумство  чем  короче,  тем  лучше:  чтобы вы перестали
думать об этой красотке, вам  надо  добиться  победы  над  ней.
Тогда  она не замедлит стать второй Коризандой. Вы принадлежите
к той породе охотников, которые  любят  лишь  преследование,  а
убив  дичь,  даже не трудятся подобрать ее. Пойду начну облаву,
чтобы загнать птичку к вам в сети.
     - Нет, не надо, - возразил Валломбрез. - Я сам возьмусь за
дело. Как ты  правильно  сказал,  лишь  преследование  увлекает
меня,  и  я  готов  бежать  на  край  света за самой незавидной
добычей, пушной или пернатой, обшаривая куст за кустом, пока не
свалюсь  замертво  от  усталости.  Не  лишай  же   меня   этого
удовольствия.   Ах,   если  бы  мне  посчастливилось  встретить
неприступную красавицу, кажется, я не на шутку полюбил  бы  ее,
но таких не найдешь на всем земном шаре.
     - Если  бы  не  знать  ваших  побед, можно после этих слов
обвинить вас в фатовстве, - сказал  Видаленк.  -  Но  шкатулки,
полные нежных посланий, портретов, бантиков, засушенных цветов,
черных,  белокурых  и  золотистых  локонов,  и множество других
доказательств любви свидетельствуют о том, что вы  еще  слишком
скромны,  говоря  так.  Однако,  может  быть,  на  сей раз ваше