серебристым  и переливчатым голоском, что приятно было слушать.
Свое пение она сопровождала выразительными минами, то веселыми,
то гневными,  изображая  попеременно  двух  любовников  -  один
преследует,   другой   убегает,  один  горит  страстью,  другой
отвергает  его.  Нарезвившись  вволю,   она   утихомирилась   и
заговорила серьезным тоном:
     - Послушайте  мои  приключения.  Маркиз  приказал  слугам,
которые ждали с мулами на перекрестке, отвезти меня в маленький
замок,  или  охотничий  павильон,  запрятанный  в  самой   чаще
принадлежащих  ему  лесных  угодий.  Не  зная  о  существовании
павильона, никогда не набредешь на него, тем более что он скрыт
от  глаз  черной  стеной  елей.  Туда  этот  славный   вельможа
отправляется  пировать с веселыми собутыльниками. Хоть вопи там
во все горло, никто не услышит, кроме  старого  слуги,  который
приносит  все  новые  бутылки.  Там же маркиз устроил приют для
своих увлечений и фривольных забав. Есть там комната, обтянутая
фландрскими  шпалерами  с  пейзажами,   неплохо   обставленная:
кровать   допотопная,   но  широченная,  мягкая,  с  пологом  и
пуховиками; туалетный стол, на нем решительно все, что  надобно
женщине,  будь  она  хоть  герцогиня:  гребни, губки, флаконы с
эссенциями и эликсирами, коробки с мушками, с губной помадой, с
миндальными притираниями; рядом кресла,  стулья  и  табуреты  с
удобнейшими  сиденьями, на полу турецкий ковер, такой пушистый,
что, упав на  него,  нельзя  ушибиться.  Этот  потайной  уголок
занимает  весь  второй  этаж  павильона.  Я  говорю "потайной",
потому что снаружи ничто не сулит такого великолепия. Стены  от
времени почернели и, кажется, того и гляди, обрушились бы, если
б  их  не обвивал и не скреплял плющ. Проходя мимо замка, можно
счесть его необитаемым, - по вечерам  ставни  и  драпировки  не
пропускают ни пламени свечей, ни огня каминов.
     - Превосходная  декорация  для пятого акта трагикомедии, -
перебил Тиран. - В таком доме можно без помех  перерезать  друг
другу горло.
     - Привычка  к трагическим ролям омрачила твое воображение,
- сказала Зербина. - Жилище это, напротив, весьма приветливо, и
маркиза никак не назовешь злодеем.
     - Продолжай  же  свой  рассказ!  -  с  жестом   нетерпения
поторопил Блазиус.
     - Когда  я  очутилась  перед этим заброшенным замком, меня
охватило невольное беспокойство. Не то чтобы  я  испугалась  за
свою  невинность,  но  мне  на  миг  представилось,  что маркиз
надумал засадить меня в каменный мешок, дабы бремя  от  времени
извлекать  оттуда  по  своей прихоти. Меня совсем не привлекают
башни с решетками на слуховых оконцах,  и  я  не  потерпела  бы
неволи,  хотя  бы  ради  того,  чтобы  стать  любимой женой его
величества султана. Однако я тут  же  успокоилась,  решив,  что
мне,   в  качестве  субретки,  столько  раз  помогавшей  бежать
Изабеллам, Леонорам и Доралисам, удастся исхитриться и устроить
собственный побег, если, конечно, меня пожелают оставить  здесь
насильно.  Недоставало,  чтобы ревнивец держал в плену Зербину!
Итак, я храбро  вошла  и  была  приятнейшим  образом  поражена,
увидев,  что  это  угрюмое жилище, хмуро взирающее на прохожих,
ласково улыбается гостям. Запустение снаружи,  роскошь  внутри.
Веселый  огонь  пылал в камине. Пламя розовых свеч отражалось в
зеркалах настенных жирандолей, а на столе, сверкавшем хрусталем
и серебром, среди графинов был  сервирован  обильный  и  тонкий
ужин.  В складках небрежно наброшенных на кровать тканей играли
лучи  света.  Разложенные  на  туалетном  столе  драгоценности,
браслеты, ожерелья, серьги слепили искрами каменьев и вспышками
золота.     Я     окончательно     успокоилась.     Молоденькая
горничная-крестьянка, выглянув из-за портьеры,  предложила  мне
свои   услуги  и  помогла  сменить  дорожное  платье  на  более
подходящий к случаю наряд, который был приготовлен в гардеробе;
вскоре пожаловал маркиз. Он нашел,  что  я  неотразима  в  этом
неглиже  из ярко-малиновой с белым тафты, и поклялся, что любит
меня  до  безумия.  Мы  сели  за  ужин,  и,   наперекор   своей
скромности,   должна   признаться,  что  я  была  действительно
обольстительна. Точно бес в  меня  вселился;  игривые  шутки  и
меткие  словечки  перемежались со взрывами звонкого смеха - это
был такой умопомрачительный каскад блистательного  остроумия  и
необузданного  веселия, от которого впору заплясать мертвецам и
воспылать страстью косточкам старого царя  Приама.  Опьяненный,
околдованный  и восхищенный маркиз сравнивал меня то с ангелом,
то с демоном; он предлагал убить жену и сделать меня  маркизой.
Этот   чудак,   конечно,  исполнил  бы  свое  намерение,  но  я
отказалась наотрез, сказав, что такого рода драмы с  убийствами
- пошлость,  мещанство  и  безвкусица.  Не  думаю, чтобы Лаиса,
прекрасная  Империя  и  синьора  Ванноца,  папская   любовница,
находили   более   пикантную   приправу   к   разговенью.   Так
продолжалось порядочный срок. Но постепенно  маркиз  становился