- Я  запретил допускать ее ко мне и собираюсь отослать назад ее
портрет, который так же стал мне  противен,  как  и  она  сама,
заодно с ее письмами, не менее скучными, чем ее разговор.
     - Однако Коризанда вас любит, - осмелился заметить Пилад.
     - Что  мне в том, раз я не люблю ее, - запальчиво возразил
Орест. - Любит - велика важность! Прикажешь, чтобы я из жалости
дарил  свою  любовь  всем  дурехам  и  вертихвосткам,   которым
взбредет  на  ум  влюбиться в меня? Я и так слишком добр. Стоит
меня разжалобить заведенными, как у  сомлевшей  щуки,  глазами,
хныканьем,  сетованиями,  вздохами,  и я в конце концов сдаюсь,
кляня собственное трусливое слабодушие. С  настоящей  минуты  я
буду  свиреп,  как  гирканский  тигр,  холоден,  как Ипполит, и
неприступен для женщин, как Иосиф. Много  сноровки  потребуется
той  Пентефриевой  жене,  что  изловчится ухватить меня за край
плаща!  Объявляю  себя  отныне  и   впредь   женоненавистником,
непримиримым   врагом   всех   юбок,   будь  они  тафтяные  или
камлотовые.  К  черту  герцогинь  и  куртизанок,  горожанок   и
пастушек!  Где женщины - там докука, обман или нудная канитель.
Я  ненавижу  их  от  чепца  до  кончика  туфли  и  рад  уйти  в
целомудрие,   как  монашек  в  капюшон  своей  рясы.  Проклятая
Коризанда  навеки  отвратила   меня   от   женского   пола.   Я
отрекаюсь...
     Дойдя  до этого места, Орест поднял голову, чтобы призвать
в свидетели своего обета  небо,  и  тут  вдруг  увидел  у  окна
Изабеллу. Он подтолкнул приятеля локтем со словами:
     - Посмотри,  что  за  пленительная  красавица  там в окне.
Свежа, как Аврора, выглянувшая  на  балкон  Востока,  пепельные
волосы,  нежное  личико,  кроткие  глаза - не женщина, а скорее
богиня!  Как  грациозно  оперлась  она  о  подоконник,  немного
наклонись,  и как же заманчиво выступают под газовой шемизеткой
округлости  груди,   белой,   точно   слоновая   кость!   Готов
поклясться,  что  она  несравненно  лучше  и добрее всех прочих
женщин. Конечно же, нрав ее скромен, любезен и учтив, а  беседа
приятна и увлекательна.
     - Черт  возьми!  -  смеясь, ответил Пилад. - Надо обладать
хорошим зрением, чтобы отсюда разглядеть все это. Я,  со  своей
стороны,  вижу  лишь  женщину у окна, миловидную, спору нет, но
вряд ли наделенную теми невиданными совершенствами, которыми вы
так щедро одарили ее.
     - О, я уже влюблен по уши, я без ума  от  нее;  я  хочу  и
добьюсь  ее,  хотя  бы  мне  пришлось прибегнуть к самым хитрым
уловкам, опустошить мои сундуки и пронзить сотню соперников.
     - Ну-ну, не горячитесь так, - заметил Пилад,  -  при  том,
как  вы  обряжены,  не  мудрено и схватить простуду. Но куда же
девалась ненависть к  женскому  полу,  которую  вы  только  что
провозглашали  столь решительно? Первое же смазливое личико - и
ненависти как не бывало.
     - Изрекая проклятья, я не знал еще, что  существует  такой
ангел красоты, и все мои слова оказались чудовищным кощунством,
чистейшей  ересью  и  поруганием святыни. Я только молю Венеру,
богиню любви, простить меня!
     - Будьте покойны, она вас простит, ибо она  снисходительна
к влюбленным безумцам, чьим знаменосцем вы достойны быть.
     - Я  начинаю  наступательные действия и учтивейшим образом
объявляю войну моей прекрасной противнице, - сказал Орест.
     С этими словами  он  остановился,  вперил  взгляд  в  лицо
Изабеллы,  галантным и почтительным жестом снял шляпу, взмахнул
ею, подметая землю пером,  а  затем  кончиками  пальцев  послал
воздушный поцелуй в направлении окна.
     Лицо   красавицы   сразу   же  приняло  холодное,  строгое
выражение, и, явно желая показать  беззастенчивому  незнакомцу,
что  он  ошибся  адресом,  молодая  актриса  захлопнула  окно и
опустила занавеску.
     - Лик Авроры скрылся за облаком, - заметил Пилад, - это не
предвещает ничего хорошего на весь день.
     - Я,  напротив,  считаю   благоприятным   признаком,   что
красотка удалилась. Когда солдат прячется за зубцами башни, это
значит,  что  вражеская  стрела  попала  в  цель. Верь мне, мой
поцелуй метил верно, теперь прелестница будет  думать  обо  мне
всю  ночь,  пускай  даже  понося  меня  и  обвиняя в дерзости -
недостатке, который женщины  охотно  прощают.  Так  или  иначе,
между нами уже протянулась какая-то нить, правда, очень тонкая.
Но  я  буду ее укреплять, пока она не превратится в веревку, по
которой я взберусь на балкон принцессы.
     - Вы в совершенстве овладели всей  тактикой  и  стратегией
любовной науки, - почтительно заметил Пилад.
     - Что  ж, не отрекаюсь, - отвечал Орест, - а теперь пойдем
домой. Мы вспугнули красотку, и она не  скоро  появится  вновь.
Нынче же вечером подошлю к ней лазутчиков.
     Приятели медленно поднялись на крыльцо старинного особняка