похитителя. Не желая тратить на них  время,  он  концом  рапиры
раз-другой  кольнул  крупы  их  лошадей с тем расчетом, что они
испугаются  и  понесут.  И  в  самом  деле,  кони  шарахнулись,
обезумев  от  боли,  встали  на  дыбы, закусили удила, и как ни
старались ездоки обуздать их, но совладать с ними не  могли,  -
они бросились вскачь через рвы и канавы, как будто на них насел
сам черт, и вскоре скрылись из виду.
     Обливаясь потом, хватая воздух пересохшим ртом, каждый миг
боясь,  что  сердце  разорвется у него в груди, Сигоньяк настиг
наконец всадника в маске, который держал Изабеллу поперек холки
коня. Молодая женщина кричала:
     - Ко мне, Сигоньяк, ко мне!
     - Я здесь! - прохрипел барон прерывающимся голосом и левой
рукой ухватился за ремень, которым Изабелла  была  привязана  к
похитителю.  Он бежал рядом с лошадью, как те всадники, которых
римляне называли desultores,  и  старался  стащить  всадника  с
седла. Но тот стискивал бока лошади коленями, и оторвать его от
седла  было не легче, чем разделить туловище кентавра, при этом
он нащупывал каблуками живот лошади, чтобы пустить ее вскачь, н
старался стряхнуть  Сигоньяка,  в  которого  не  мог  стрелять,
потому  что  одной  рукой  держал  поводья,  а другой Изабеллу.
Задерганная  лошадь  пошла  шагом,  что   позволило   Сигоньяку
перевести  дух;  он  даже  попытался  в  эту короткую передышку
нанести противнику удар шпагой; но страх  задеть  метавшуюся  в
седле Изабеллу сделал его неловким, и он промахнулся. А всадник
отпустил  на  миг  поводья,  выхватил  из  кармана куртки нож и
перерезал ремень, за  который  в  отчаянии  цеплялся  Сигоньяк;
затем  всадил  в  бока  лошади  зубчатые колесики шпор так, что
брызнула кровь,  и  несчастное  животное  неудержимо  рванулось
вперед.  Ремешок  остался  в  руке Сигоньяка, а сам он, потеряв
опору и не ожидая такого маневра, со всей силы  упал  навзничь;
как  ни  быстро вскочил он снова на ноги и подобрал свою шпагу,
отлетевшую на несколько шагов, всадник успел за  этот  короткий
срок  проскакать  порядочное  расстояние,  наверстать которое у
барона, измученного неравной борьбой и бешеной гонкой, не  было
ни  малейшей  надежды.  Тем не менее, слыша все слабеющие крики
Изабеллы, он снова бросился в погоню за похитителем  -  тщетное
усилие  любящего  сердца,  у  которого  отнимают самое дорогое!
Однако он заметно отставал, а всадник уже достиг леса,  хоть  и
лишенного  листвы,  но  достаточно  густого,  чтобы  за  сеткой
стволов и ветвей потерялся след бандита.
     Хотя Сигоньяк не помнил себя от  ярости  и  отчаяния,  ему
пришлось  прекратить погоню, оставив свою возлюбленную Изабеллу
в когтях злобного демона; помочь ей он ничем не  мог  даже  при
поддержке   Ирода   и  Скапена,  которые,  услышав  выстрелы  и
заподозрив какое-нибудь нападение, стычку или засаду, спрыгнули
с повозки, как ни старался их удержать верзила-лакей.  Сигоньяк
наспех   рассказал   им   о   похищении  Изабеллы  и  обо  всем
происшедшем.
     - Тут дело не обошлось без Валломбреза, - определил  Ирод,
- уж не устроил ли он нам эту западню, проведав о нашей поездке
в  замок  Поммерейль?  А  может,  и представление, за которое я
получил вперед немалые деньги, было придумано для  того,  чтобы
выманить нас из города, где подобные штуки проделывать трудно и
опасно?  В  таком  случае мошенник, разыгравший роль почтенного
управителя,  был  величайшим   актером,   какого   только   мне
доводилось  видеть.  Я бы поклялся, что этот негодяй - на самом
деле простодушный управитель из хорошего  дома,  преисполненный
добродетелей  и  достоинств. Но теперь, когда нас трое, давайте
обшарим вдоль и поперек эту рощу, чтобы напасть хотя бы на след
нашей милой Изабеллы, которая мне, какой  я  ни  тиран,  дороже
собственной  утробы  со  всеми  потрохами. Увы! Боюсь, что наша
невинная пчелка попала в сети гигантского паука. Только  бы  он
не  покончил  с  ней,  прежде чем мы успеем ее вызволить из его
искусно сплетенной паутины.
     - Я раздавлю его! - воскликнул Сигоньяк, топнув ногой, как
будто паук и в самом деле очутился у него  под  каблуком.  -  Я
раздавлю   ядовитого   гада!   Грозное   выражение  его  обычно
спокойного и приветливого лица доказывало, что  это  не  пустая
похвальба и что он так и поступит, как сказал.
     - Ну,   не   будем   тратить  время  на  разговоры,  лучше
отправимся поскорее в лес и обыщем его, - повторил Ирод, - наша
дичь не могла еще залететь далеко.
     И правда, когда Сигоньяк и  его  спутники  пересекли  лес,
застревая  ногами  в  зарослях кустарника и царапая себе лицо о
сухие ветки, четверка почтовых лошадей, подхлестываемая гулким,
как выстрелы, щелканьем бича, во весь опор  уносила  карету  со
спущенными  шторками.  Двое  всадников,  обуздав своих лошадей,
которых подколол  Сигоньяк,  скакали  по  обе  стороны  кареты,
причем  один  из  ни  тащил за поводья лошадь человека в маске;