| |
тот, очевидно, пересел в карету, чтобы Изабелле не удалось
поднять шторки и позвать на помощь или даже, рискуя жизнью,
выпрыгнуть на землю.
Без семимильных сапог, которые Мальчик с пальчик ловко
утащил у людоеда, бессмысленно было бежать за каретой, катившей
так быстро и под такой охраной. Сигоньяку и его товарищам
оставалось только проследить за взятым ею направлением, как ни
мало это давало надежды отыскать Изабеллу. Барон пробовал идти
по следам колес, но погода стояла сухая, и колеса оставляли на
твердой почве очень слабый отпечаток, да и тот вскоре
перепутался с колеями, проложенными другими каретами и
повозками, которые проезжали здесь ранее. Достигнув
перекрестка, где от дороги шло несколько ответвлений, барон
окончательно потерял след и остановился в большем затруднении,
нежели Геркулес, который колебался между сладострастием и
целомудрием. Поневоле пришлось повернуть назад, чтобы ошибочным
направлением не отдалиться еще больше от цели. Маленький отряд
ни с чем возвратился к фургону, где остальные актеры в тревоге
и страхе ожидали разгадки таинственного происшествия.
С самого начала событий лакей-проводник подстегнул
лошадей, чтобы актеры не могли прийти на помощь Сигоньяку, хотя
они и требовали остановить фургон; когда же Тиран и Скапен,
услышав пистолетные выстрелы, выскочили из повозки, несмотря на
противодействие провожатого, он пришпорил коня, перемахнул
через канаву и помчался вслед за своими сообщниками, нимало не
заботясь о том, доберется ли труппа до замка Поммерейль, если
таковой вообще существует на свете, что было весьма сомнительно
после всего случившегося. Ирод спросил у старухи, проходившей
мимо с вязанкой хвороста за спиной, далеко ли до Поммерейля;
старуха ответила на это, что не знает ни поместья, ни селения,
ни замка под таким названием на много миль вокруг, хотя ей
стукнуло семьдесят годков, а она с малолетства бродит по
окрестностям и поддерживает свою горемычную жизнь, прося
милостыню на путях-дорогах.
Теперь уже не оставалось сомнений, что вся история со
спектаклем была подстроена ловкими и бессовестными мошенниками
по поручению богатого вельможи, ибо для такой сложной махинации
требовалось много людей и много денег. Этим вельможей был,
конечно, не кто иной, как влюбленный в Изабеллу Валломбрез.
Фургон повернул назад, к Парижу, но Сигоньяк, Ирод и
Скапен остались на месте происшествия, намереваясь нанять в
ближайшем селении лошадей, что позволит успешнее продолжать
поиски похитителей и погоню за ними.
После того как барон упал, всадник добрался с Изабеллой до
полянки в лесу, где молодую женщину сняли с лошади и водворили
в карету, несмотря на ее отчаянное сопротивление; все это
заняло две-три минуты, после чего карета покатила дальше,
громыхая колесами, как колесница Капанея на бронзовом мосту.
Напротив Изабеллы почтительно пристроился человек в маске, тот
самый, что увез ее в седле. Когда она сделала попытку
высунуться в окно, таинственный спутник протянул руку и
отстранил ее. Противиться этой железной руке не было
возможности. Изабелла откинулась на сиденье и принялась кричать
в надежде, что ее услышит какой-нибудь прохожий.
- Сделайте милость, сударыня, успокойтесь, - сказал
похититель изысканно вежливым тоном. - Не вынуждайте меня
применить насилие к столь любезной и пленительной особе. Вам не
желают зла, а, напротив, желают всяческого добра. Не
упорствуйте же в бесполезной строптивости; если вы поведете
себя благоразумно, я буду оказывать вам величайшее почтение, не
хуже чем пленной королеве; но если вы вздумаете бесноваться,
бунтовать и просить помощи, которая все равно не придет, я
найду способ вас утихомирить. Вот что заставит вас молчать и
сидеть смирно.
И человек в маске достал из кармана искусно сработанный
кляп вместе со смотанной длинной и тонкой шелковой веревкой.
- Было бы просто варварством приладить эту узду или
затычку к столь свежим, розовым, сладким, как мед, губкам, -
продолжал он. - Согласитесь, что и веревка совсем не подходит к
нежным и хрупким ручкам, предназначенным носить золотые
запястья, усеянные алмазами.
При всем своем негодовании и отчаянии Изабелла принуждена
была признать правоту этих доводов. Физическое сопротивление ни
к чему бы не привело, так что молодая актриса забилась в угол
кареты, не проронив больше ни слова. Только грудь ее вздымалась
от рыданий, и слезы падали на бледные щеки, точно капли дождя
на лепестки белой розы. Она думала об опасности, какой
подвергалась ее честь, и об отчаянии Сигоньяка.
"За приступом гнева следует приступ слез, - подумал
человек в маске. - Все идет как по-писаному. Тем лучше: мне
|
|