продавленная, непомерно большая шляпа, подобранная где-нибудь у
придорожного  столба, затеняла всю верхнюю часть лица, оставляя
на свету только подбородок и рот, в котором  жестокой  белизной
сверкали  зубы.  Рубище  из  грубого  холста составляло всю его
одежду, обрисовывая худое,  крепко  сбитое  тело,  не  лишенное
изящества,  невзирая  на  вопиющую нищету. Босые стройные ножки
закраснелись от холода на промерзлой земле.
     Тронутая  плачевным  зрелищем  несчастливой   старости   и
обездоленного  детства,  Изабелла  остановилась  перед слепцом,
который бубнил свои заклинания, все убыстряя скороговорку,  меж
тем   как   поводырь  пронзительным  дискантом  вторил  ему,  и
принялась искать у себя в кармашке монету, чтобы подать нищему.
Не  найдя  своего  кошелька,  она  обернулась  к  Сигоньяку   и
попросила  одолжить  ей  несколько  су,  что  барон не замедлил
исполнить,  хотя  старик  со  своими  причитаниями   очень   не
понравился  ему.  Не желая, чтобы Изабелла приближалась к таким
оборванцам, барон, как человек учтивый, сам  положил  монеты  в
деревянную чашку.
     Но  тут,  вместо  того  чтобы  поблагодарить  Сигоньяка за
подаяние,  согбенный  старец,  к  великому   испугу   Изабеллы,
выпрямился  и,  раскинув руки, как, взлетая, расправляет крылья
ястреб,  развернул  огромный  коричневый  плащ,  под   тяжестью
которого,  казалось,  совсем  сгибался,  перебросил  плащ через
плечо и швырнул его движением  рыбака,  закидывающего  невод  в
речку  или  в пруд. Плотная ткань, словно туча, простерлась над
Сигоньяком, накрыла его с  головой  и  повисла  вдоль  туловища
тяжелыми  складками,  потому  что по краю ее, как на сети, были
нашиты грузила, так что он сразу задохнулся, перестал видеть  и
владеть  руками  и  ногами. Молодая актриса, окаменев от ужаса,
пыталась крикнуть, бежать, звать на помощь, но, прежде чем  она
успела  извлечь  из  горла  хоть звук, чьи-то руки стремительно
подняли ее с земли. Старый слепец,  скорее  по  воле  ада,  чем
неба, ставший вмиг молодым, подхватил ее под мышки, меж тем как
подросток-поводырь  поддержал  ее  за ноги. Оба, не проронив ни
слова, поволокли ее в сторону от дороги. Остановились они  лишь
позади  лачужки,  где  их  дожидался человек в маске, верхом на
рослом жеребце. Еще два всадника, тоже в масках  и  вооруженные
до зубов, прятались за высокой стеной, чтобы их не видно было с
дороги,   готовые   прийти  в  случае  нужды  на  помощь  своим
соучастникам.
     Полумертвую от страха Изабеллу посадили на седельную луку,
взамен подушки  покрытую  свернутым  в  несколько  раз  плащом.
Человек  в маске обвил талию девушки ремешком, концами которого
опоясался сам.  Проделав  все  это  с  быстротой  и  ловкостью,
свидетельствовавшими  о  большом  опыте  в  такого рода дерзких
похищениях, он пришпорил коня, который пустился вскачь, из чего
явствовало, что  двойная  ноша  ему  нипочем:  правда,  молодая
актриса весила не очень много.
     Происшедшее   отняло   гораздо  меньше  времени,  чем  его
описание. Сигоньяк метался  под  тяжеленным  плащом  лжеслепца,
подобно гладиатору в сети, наброшенной противником. Он сходил с
ума при мысли, что Изабелла снова попала в ловушку Валломбреза,
и тщетно пытался высвободиться. По счастью, он надумал вытащить
кинжал  и  прорезать  плотную  ткань, тяготевшую на нем, словно
свинцовое одеяние на Дантовых грешниках.
     Сделав кинжалом два-три надреза, он высвободился из  своей
темницы,  точно  сокол,  с  которого  сняли  колпачок,  зорким,
пронзительным взглядом огляделся окрест  и  увидел  похитителей
Изабеллы,   старавшихся   напрямик   через  поля  добраться  до
ближайшего леска. А слепец и подросток  -  те  исчезли  совсем,
верно,  скрылись  где-нибудь  в  овраге  или  под  кустами.  Но
Сигоньяк охотился не на эту  мелкую  дичь.  Скинув  свой  плащ,
который  служил  бы  ему  помехой, со стремительностью отчаяния
бросился он в погоню за бандитами. Барон был  подвижен,  легок,
отлично  сложен,  будто  создан  для  бега,  и  в детстве часто
состязался  в   быстроте   с   самыми   шустрыми   деревенскими
ребятишками.   Похитители,  оглядываясь,  видели,  как  убывает
расстояние между ними и Сигоньяком. Один из них даже выстрелил,
чтобы остановить его, но промахнулся, потому  что  Сигоньяк  на
бегу  прыгал то в одну, то в другую сторону, мешая своим врагам
как следует прицелиться.  Всадник,  увозивший  Изабеллу,  хотел
вырваться  вперед, предоставив своему арьергарду расправиться с
Сигоньяком, но посаженная  на  луку  Изабелла  мешала  ему  как
следует  понукать  коня,  она  отбивалась и вырывалась, пытаясь
соскользнуть на землю.
     Дорога была тяжела для лошади, и Сигоньяк все приближался.
Не замедляя бега, он выхватил шпагу из ножен и  размахивал  ею;
но  он  был  один,  пеший,  против  трех  конных,  у  него  уже
перехватывало  дыхание;  сделав  неимоверное   усилие,   он   в
несколько   прыжков   поравнялся  с  всадниками,  прикрывавшими