которой распласталось по полу, а левую прижав к сердцу, замер в
этой позе, почтительностью своей угодившей бы даже королеве.
     Как  ни  хороша  была  молодая  актриса,  Валломбрез, надо
сознаться, был не менее хорош; свет падал прямо  на  его  лицо,
такое  классически прекрасное, как будто молодой греческий бог,
покинув  развенчанный  Олимп,   превратился   во   французского
герцога.  Любовь  и  восторженное  созерцание  стерли  на время
печать  властной  жестокости,  которая,  к  сожалению,  нередко
портила его черты. В глазах горел пламень, губы пылали, бледные
щеки  зарделись  огнем,  идущим  от  сердца.  Синеватые  молнии
пробегали  по  завитым,  блестящим  от  помады   волосам,   как
солнечные  блики  по  отполированному агату. Изящная и вместе с
тем мощная шея сверкала белизной мрамора.  Озаренный  страстью,
он  весь  светился и сиял, и, право же, не мудрено, что герцог,
наделенный такой наружностью, не допускал мысли о сопротивлении
со стороны женщины, будь она богиня, королева или актриса.
     Наконец Изабелла повернула голову и увидела  в  нескольких
шагах  от  себя коленопреклоненного Валломбреза. Если бы Персей
поднес к  ее  лицу  голову  Медузы,  вделанную  в  его  щит,  с
искаженным  смертной  судорогой  ликом, в венце перевитых змей,
она не так оцепенела бы от ужаса.  Девушка  застыла,  окаменев,
глаза  расширились,  рот  приоткрылся,  в  горле пересохло - ни
пошевелиться, ни крикнуть она не  могла.  Мертвенная  бледность
покрыла  ее  черты,  по  спине  заструился  холодный  пот:  она
подумала, что теряет  сознание;  но  неимоверным  усилием  воли
взяла  себя  в  руки,  чтобы  не  оказаться  беззащитной  перед
посягательствами дерзкого пришельца.
     - Значит, я  внушаю  вам  непреодолимое  отвращение,  коль
скоро  мой  вид  так действует на вас? - не меняя позы, кротким
голосом спросил Валломбрез. - Если бы  африканское  чудовище  с
огнедышащей  пастью,  острыми  клыками  и  выпущенными  когтями
выползло из своей  пещеры,  вы,  конечно,  испугались  бы  куда
меньше.    Сознаюсь,   появление   мое   было   непредвиденным,
неожиданным, но истинной  страсти  можно  простить  погрешность
против приличий. Чтобы видеть вас, я решил подвергнуться вашему
гневу,   и   любовь   моя,   трепеща  перед  вашей  немилостью,
осмеливается припасть к вашим стопам со смиренной мольбой.
     - Бога ради, встаньте, герцог, - сказала молодая  актриса,
- такая   поза   не   подобает   вам.   Я   всего  лишь  бедная
провинциальная  комедиантка,  и  мои  скромные  достоинства  не
заслуживают  вашего  внимания. Забудьте же мимолетную прихоть и
обратите свои домогательства на других  женщин,  которые  будут
счастливы удовлетворить их. Не заставляйте королев, герцогинь и
маркиз испытывать из-за меня муки ревности.
     - Какое  мне  дело  до  всех  этих женщин, - пылко ответил
Валломбрез, поднимаясь с колен, -  когда  я  преклоняюсь  перед
вашей  гордыней,  когда  ваша  суровость  пленяет  меня больше,
нежели уступчивость других, когда ваше  целомудрие  кружит  мне
голову,  а скромность доводит мою страсть до безумия, когда без
вашей любви я не могу жить! Не бойтесь ничего,  -  добавил  он,
увидев,   что  Изабелла  открывает  окно,  как  бы  намереваясь
броситься вниз при малейшем поползновении герцога к насилию.  -
Я  прошу  лишь,  чтобы вы согласились терпеть мое присутствие и
позволили  мне  выражать  мои  чувства   как   почтительнейшему
вздыхателю в надежде смягчить ваше сердце.
     - Избавьте  меня  от этого бесполезного преследования, и я
буду  питать  к   вам   если   не   любовь,   то   безграничную
признательность, - отвечала Изабелла.
     - У вас нет ни отца, ни мужа, ни любовника, который мог бы
воспротивиться  попыткам  порядочного  человека  заслужить ваше
расположение, - продолжал Валломбрез. -  В  моих  чувствах  нет
ничего  оскорбительного.  Почему же вы отталкиваете меня? О, вы
не знаете, какую прекрасную жизнь я создам  для  вас,  если  вы
примете   мои   искания.   Сказочные   чары   померкнут   перед
измышлениями  моей  любви,  жаждущей  угодить  вам.  Вы,  точно
богиня,  будете ступать по облакам, попирая светозарную лазурь.
Все рога изобилия рассыплют свои сокровища у ваших ног. Я  буду
угадывать по вашим глазам и предупреждать любые желания, прежде
чем они успеют у вас зародиться. Далекий мир исчезнет, как сон,
и  в лучах солнца мы воспарим на Олимп, более прекрасные, более
счастливые и упоенные любовью, нежели Амур и Психея. Прошу вас.
Изабелла, не отворачивайтесь от меня в  гробовом  молчании,  не
доводите  до  предела  мою  страсть,  которая  способна на все,
только бы не отречься от себя самой и от вас.
     - Я не могу разделить вашу страсть, хотя ею  гордилась  бы
всякая  другая  женщина, - скромно ответила Изабелла. - Если бы
даже добродетель, которую я почитаю выше жизни,  не  удерживала
меня, все равно я отклонила бы столь опасную честь.
     - Только  посмотрите на меня благосклонным взором, и самые
знатные, самые высокопоставленные дамы будут завидовать вам,  -