неумолимыми,  чем вы, а главное, светскими дамами, какой вам не
бывать  никогда!  Ваше  поражение  не  замедлит  усугубить  мое
торжество.  Ибо  знайте,  любезная  актрисочка,  - воле герцога
Валломбреза нет преград.  Frango  nес  frangor1,  -  таков  мой
девиз!
     Явился лакей доложить, что карета подана. Расстояние между
улицей  де  Турнель,  где  жил  герцог  де Валломбрез, и улицей
Дофина было быстро преодолено четверкой крепких  мекленбургских
коней с настоящим барским кучером на козлах, который не уступил
бы  дорогу  даже  принцу  крови и дерзко правил наперерез любым
экипажам.
     Но как ни был смел и самонадеян молодой герцог, однако  по
пути   в   гостиницу  он  испытывал  непривычное  волнение.  От
неуверенности в том,  как  примет  его  неприступная  Изабелла,
сердце  его  билось  быстрее,  чем  всегда. Разнородные чувства
владели им. Он переходил от ненависти к любви, в зависимости от
того, представлялась ли  ему  молодая  актриса  непокорной  или
послушной его желаниям.
     Когда роскошная позолоченная карета, запряженная четверкой
кровных   лошадей,   сопровождаемая  оравой  ливрейных  лакеев,
подъехала к гостинице  на  улице  Дофина,  ворота  распахнулись
перед  ней,  и  сам хозяин, сорвав с головы колпак, не сошел, а
ринулся   с   крыльца   навстречу   столь   высокопоставленному
посетителю,  спеша  узнать,  что  ему  угодно. Как ни торопился
трактирщик, Валломбрез  уже  выпрыгнул  из  кареты  без  помощи
подножки  и  быстрым  шагом  направился  к  лестнице. И хозяин,
отвешивая почти что земной поклон, едва не ткнулся лбом  в  его
колени.  Резким  отрывистым  тоном,  свойственным  ему в минуты
волнения, молодой герцог обратился к трактирщику:
     - Здесь у вас проживает мадемуазель Изабелла. Я  желаю  ее
видеть.  Она  сейчас  дома?  О  моем посещении предупреждать не
надо. Пусть ваш слуга проводит меня до ее комнаты.
     Хозяин на все вопросы почтительно склонял голову и  только
добавил просительным тоном:
     - Монсеньор,  окажите мне великую честь и дозвольте самому
проводить вас. Такой почет не подобает  простому  слуге,  да  и
хозяин едва достоин его.
     - Как  хотите,  -  пренебрежительно  бросил  Валломбрез, -
только поскорее; я вижу, из окон уже высовываются любопытные  и
глазеют на меня, как будто я турецкий султан или Великий Могол.
     - Я  пойду  вперед  и  буду указывать вам дорогу, - сказал
хозяин, обеими руками прижимая к груди свой колпак.
     Поднявшись на крыльцо, герцог и его  провожатый  пошли  по
длинному  коридору,  вдоль  которого,  точно кельи в монастыре,
были расположены комнаты.  Дойдя  до  дверей  Изабеллы,  хозяин
остановился и спросил:
     - Как прикажете доложить о вас?
     - Вы можете уходить, - ответил Валломбрез, берясь за ручку
двери. - Я сам доложу о себе.
     Изабелла  в  утреннем  капоте  сидела  у  окна  на стуле с
высокой спинкой, положив вытянутые ноги на ковровую  скамеечку,
и  учила  роль,  которую  ей  предстояло  играть в новой пьесе.
Закрыв глаза, чтобы не видеть написанных в тетрадке  слов,  она
вполголоса, как школьник, твердит урок, повторяла те восемь или
десять   стихотворных   строчек,   которые  только  что  прочла
несколько раз кряду. Свет из окна выделял нежные  очертания  ее
профиля, в солнечных лучах искрились золотом пушистые завитки у
нее  на  шее, и меж полуоткрытых губ зубы отливали перламутром.
Легкий серебристый отблеск смягчал темный колорит  неосвещенной
фигуры и одежды, создавая то чарующее колдовство тонов, которое
на  языке живописцев зовется "светотенью". Сидящая в такой позе
молодая женщина радовала глаз, как прекрасная картина,  которую
достаточно  просто  скопировать  искусному  мастеру,  чтобы она
стала жемчужиной и гордостью любой галереи.
     Думая, что в комнату по  какому-то  делу  вошла  служанка,
Изабелла  не  подняла своих длинных ресниц, казавшихся на свету
золотыми  нитями,  и  продолжала  в  мечтательной   полудремоте
повторять  стихи,  почти  бессознательно, как перебирают четки.
Чего ей было опасаться среди бела дня в многолюдной  гостинице,
когда  товарищи  ее  находились  рядом,  а  о  приезде  в Париж
Валломбреза  она  не   знала?   Покушения   на   Сигоньяка   не
возобновлялись,  и  при  всей  своей пугливости молодая актриса
почти что успокоилась. Ее холодность,  без  сомнения,  остудила
пыл  молодого герцога, и она сейчас вспоминала о нем не больше,
чем о татарском хане или о китайском императоре.
     Валломбрез дошел до середины  комнаты,  затаив  дыхание  и
стараясь  ступать  бесшумно,  чтобы  не спугнуть чарующую живую
картину,  которую  он  созерцал  с  понятным   восхищением;   в
ожидании,  чтобы  Изабелла  подняла  глаза  и  увидела  его, он
преклонил одно колено  и,  держа  в  правой  руке  шляпу,  перо