добродетельна,  но  ведь не слепа же она, а природа не была для
меня мачехой, и наружность моя не приводит людей в  содрогание.
Быть  может,  для  начала  я  покажусь ей картиной или статуей,
которая восхищает поневоле и, не  внушая  симпатии,  привлекает
взор  гармонией  линий  и  красок.  А  потом  я  найду  для нее
неотразимые  слова,   подкрепляя   их   взглядами,   способными
растопить  даже ледяное сердце, и огнем своим, скажу без ложной
скромности,  воспламенявшими  самых  холодных  и   бесстрастных
придворных  красавиц; кстати, эта актриса не лишена гордости, и
ухаживание настоящего герцога должно польстить ее самолюбию.  Я
устрою  ее во Французскую комедию и найму для нее хлопальщиков.
Трудно поверить, чтобы  она  после  этого  вспомнила  какого-то
ничтожного   Сигоньяка,   от   которого  я  уж  найду  средство
избавиться.
     - Вашей светлости больше ничего не угодно мне  сказать?  -
спросила  Леонарда,  поднявшись  и сложив руки на животе в позе
почтительного ожидания.
     - Нет, можете идти, -  ответил  Валломбрез,  -  но  сперва
возьмите вот это, - и он протянул ей пригоршню золотых монет. -
Вы  не  виноваты,  что  в  труппе  Ирода  оказалось  такое чудо
чистоты.
     Старуха поблагодарила и направилась к двери, пятясь, но ни
разу не наступив себе на юбки в силу  сценических  навыков.  На
пороге она круто повернулась и скоро исчезла в недрах лестницы.
После  ее  ухода  Валломбрез позвал камердинера, чтобы тот одел
его.
     - Слушай, Пикар, - начал он, - ты должен  превзойти  себя,
придав  мне самый что ни на есть блистательный вид: я хочу быть
красивее, чем Букенгем, когда он хотел  пленить  королеву  Анну
Австрийскую.   Если   я   вернусь  ни  с  чем  после  охоты  за
неприступной красавицей, тебе не миновать плетей,  ибо  у  меня
самого   нет   недостатка  или  изъяна,  который  следовало  бы
маскировать.
     - Наружность  вашей  светлости   столь   совершенна,   что
искусство должно лишь показать ее природные достоинства во всем
их блеске. Если вы соизволите несколько минут спокойно посидеть
перед  зеркалом,  я  завью и причешу вашу светлость так, что ни
одно женское сердце не устоит перед вами.
     С этими словами Пикар сунул щипцы для завивки в серебряную
чашу, где под слоем пепла тихо тлели  масличные  косточки,  как
огонь  в  испанских  жаровнях;  когда щипцы нагрелись в должной
мере, в чем камердинер убедился, поднеся их к  своей  щеке,  он
защемил ими кончики прекрасных, черных как смоль волос, которые
податливо завились кокетливыми спиралями.
     Когда  герцог де Валломбрез был причесан, а его тонкие усы
с помощью ароматичной помады изогнулись в виде купидонова лука,
камердинер откинулся назад, чтобы  полюбоваться  плодами  своих
трудов, подобно тому как художник, прищурясь, судит о последних
мазках, положенных им на картину.
     - Какой  костюм  благоугодно  надеть вашей светлости? Если
мне будет дозволено высказать свое суждение, хотя в нем  и  нет
надобности,  я  присоветовал  бы черный бархатный с прорезями и
лентами черного же атласа, а к нему шелковые  чулки  и  простой
воротник из рагузского гипюра. Атлас, узорчатый шелк, золотая и
серебряная   парча   и  драгоценные  каменья  своим  назойливым
сверканьем отвлекли бы  взгляд,  который  должен  быть  всецело
сосредоточен на вашем лице, пленительном, как никогда; и черный
цвет  будет  выгодно  оттенять  томную,  интересную  бледность,
оставшуюся у вас от потери крови.
     "Плут обладает неплохим вкусом и польстить умеет  не  хуже
царедворца,  -  пробормотал  про  себя Валломбрез. - Да, черный
цвет пойдет ко мне! Кстати, Изабелла не из тех женщин,  которых
можно ослепить златоткаными шелками и бриллиантовыми пряжками".
     - Пикар,  -  сказал  он  вслух,  -  подайте  мне  камзол с
панталонами из черного бархата и шпагу вороненой стали. Так,  а
теперь  скажите Лараме, чтобы карету запрягли четверкой гнедых,
да поживее. Я намерен выехать через четверть часа.
     Пикар мигом бросился  выполнять  распоряжения  хозяина,  а
Валломбрез  в ожидании кареты шагал по комнате из конца в конец
и всякий раз, проходя  мимо,  бросал  вопросительный  взгляд  в
зеркало,  которое,  против  обыкновения  всех зеркал, на каждый
вопрос давало ему благожелательный ответ.
     "Эта вертихвостка должна  быть  заносчива,  переборчива  и
пресыщена  до  черта,  чтобы  сразу  же не влюбиться в меня без
памяти, как бы она ни прикидывалась неприступной и ни разводила
бы платоническую любовь с Сигоньяком. Да, моя милочка, скоро  и
вы  будете помещены в один из этих медальонов изображенной безо
всяких покровов, в  виде  Селены,  которая,  несмотря  на  свою
холодность, приходит лобызать Эндимиона. Вы займете место среди
этих богинь, бывших вначале не менее строгими, жестокосердными,