| |
известно тем, что сюда сбегаются праздные зеваки и подолгу
ждут, пока железный звонарь начнет отбивать время, все же и нам
стоит последовать их примеру. Вновь прибывшему путешественнику
не грех поротозейничать. Презрительно фыркать и смотреть волком
на то, что привлекает народ, - значит показать себя не столько
мудрецом, сколько дикарем.
Так оправдывался Тиран перед своим спутником, пока оба
переминались с ноги на ногу у гидравлического сооружения и, в
свой черед ожидая, чтобы стрелка привела в действие веселый
перезвон, разглядывали позолоченного свинцового Христа,
говорящего с Самаритянкой у закраины колодца, астрономический
круг, изображающий пояс небесной сферы с шаром черного дерева,
указующим течение солнца и луны, лепную маску, извергающую
воду, взятую из реки Геркулеса с палицей, поддерживающего всю
совокупность украшений, и полую статую, что служит флюгером,
подобно Фортуне на Венецианской таможне или Вере на Хиральде в
Севилье.
Наконец стрелка достигла цифры "X": колокольчики зазвонили
на самый веселый лад, тоненькими серебристыми и густыми медными
голосами выпевая мотив сарабанды; звонарь поднял бронзовую
руку, и молоток столько раз ударил по диску, сколько времени
показывал циферблат. Этот хитроумный механизм, изобретенный
фламандцем Линтлаэром, немало позабавил Сигоньяка, неглупого от
природы, но совершенно не осведомленного о многих новинках, ибо
он ни разу в жизни не выезжал из своей усадьбы, затерянной в
глуши ланд.
- Теперь посмотрим в другую сторону, - сказал Ирод. - Там
вид далеко не столь великолепен. Дома на мосту Менял очень
ограничивают кругозор, и здания, которыми застроена набережная
Межиссери, не стоит доброго слова; зато по башне Сен-Жак, по
колокольне Сен-Медерик и по шпилям дальних церквей сразу виден
столичный город. А на дворцовом острове и по берегу главного
рукава, взгляните, как величавы выстроенные один в один
кирпичные дома, связанные между собой поясом из белого камня. И
как же удачно замыкает их старинная Часовая башня с островерхой
кровлей, нередко весьма кстати прорезающая небесную мглу. А
площадь Дофина, что размыкает треугольник своих строений как
раз напротив бронзового короля, открывая взору дворцовые
ворота, - разве не по праву прослыла она самой стройной и
образцовой из площадей? А Сент-Шапель, церковь о двух ярусах,
столь славная своими сокровищами и священными реликвиями, как
грациозно возносит она свой шпиль над высокими черепичными
кровлями со множеством слуховых окон в затейливых наличниках!
Все это сверкает свежим блеском, ведь дома-то построены не так
давно, - я ребенком играл в классы на занимаемой ими земле.
Щедротами наших королей Париж день от дня становится красивее,
к великому изумлению чужеземных гостей, которые, воротясь
домой, рассказывают о нем чудеса, в каждый свой приезд находя
его похорошевшим, выросшим, можно сказать, обновленным.
- Меня не столько удивляет величина, богатство и пышность
как частных, так и общественных зданий, сколько необозримое
количество людей, которые толпятся и снуют по здешним улицам,
площадям и мостам, точно муравьи из развороченного муравейника,
и по их беспорядочным движениям никак не поймешь, какую цель
они преследуют. Даже не верится, что у каждого человека в этом
несметном множестве есть комната, постель, все равно, худая или
хорошая, и обед, хотя бы не на всякий день, без чего он умер бы
лихой смертью. Какая уйма съестных припасов, сколько гуртов
скота, сколько кулей муки и бочек вина надобно, чтобы накормить
всех этих людей, скопившихся в одном месте, меж тем как у нас в
ландах изредка встретишь человека-другого!
Количество народа на Новом мосту в самом деле могло
поразить провинциала. Посередине в обе стороны тянулись
вереницы запряженных парой или четверкой карет, одни из них,
наново выкрашенные и позолоченные, обитые бархатом, с
зеркальными стеклами на дверцах и лакеями на запятках, мерно
покачивались на мягких рессорах, а краснорожие кучера в богатых
ливреях еле сдерживали в этой толчее нетерпение своей упряжки;
у других вид был менее блестящий - потускневший лак, кожаные
занавески, расхлябанные рессоры и неповоротливые лошади, чью
прыть приходилось поощрять кнутом, красноречиво говорили о
скромном достатке хозяев. В одних сквозь зеркальные стекла
видны были великолепно одетые царедворцы и кокетливо
разубранные дамы; в других ехали стряпчие, медики и прочие
ученые мужи. Между каретами попадались повозки, груженные
камнем, досками или бочонками, и при каждом заторе грубияны
возчики с дьявольским пылом поносили имя божие. Сквозь этот
подвижной лабиринт пытались протиснуться всадники, но, как
искусно они ни лавировали, ступицы колес нередко замазывали
грязью их сапоги. Портшезы, собственные и наемные, старались
|
|