| |
Герцог, теснимый бароном, уже отступил на несколько шагов.
Он начал уставать, дыхание его стало прерывистым. Время от
времени быстрая сшибка клинков высекала голубые искры, но отпор
все слабел и уступал нападению. Сигоньяк, утомив противника,
теперь делал выпад за выпадом, наносил удары и все дальше
оттеснял герцога.
Кавалер де Видаленк был очень бледен, он уже не шутя
боялся за своего друга. Для всякого сведущего в фехтовании не
могло быть сомнений, что перевес всецело на стороне Сигоньяка.
- Черт его знает, почему Валломбрез не пустит в ход тот
прием, которому научил его Джироламо из Неаполя и который,
конечно, неизвестен этому гасконцу? - пробормотал Видаленк.
Словно читая мысли друга, молодой герцог попробовал было
знаменитый прием, но в тот же миг, когда он изготовился
осуществить его молниеносным ударом наотмашь, Сигоньяк опередил
противника и прямым ударом рассек ему руку у локтя. Боль от
раны вынудила герцога разжать пальцы, и шпага его упала на
землю.
Сигоньяк с истым рыцарством тотчас остановился, хотя и мог
повторить удар, не нарушая условий дуэли, которая не должна
была прекратиться после первой крови. Он вонзил острие шпаги в
землю и, подбоченясь левой рукой, очевидно, ждал, как решит
противник. Но Валломбрез, которому с согласия Сигоньяка
Видаленк вложил шпагу в руки, не мог ее удержать и сделал знак,
что с него довольно.
После этого Сигоньяк и маркиз де Брюйер, учтивейшим
образом поклонившись герцогу де Валломбрезу и кавалеру де
Видаленку, направились назад, в город.
X. ГОЛОВА В СЛУХОВОМ ОКОШКЕ
Герцога де Валломбреза бережно посадили в портшез, после
того как лекарь забинтовал и подвязал ему шарфом поврежденную
руку. Рана, хоть и лишила его на несколько недель возможности
владеть шпагой, сама по себе была неопасна; лезвие противника,
не повредив ни артерий, ни нервов, прорезало только мягкую
часть руки. Конечно, рана его горела, но куда сильнее
кровоточила его гордость. И когда его черные брови судорожно
подергивались от боли, на бледном лице появлялось выражение
холодного бешенства, а пальцы здоровой руки скребли бархатную
обивку портшеза. Не раз во время пути он поворачивал голову и
бранил носильщиков, хотя они старались шагать как можно ровнее,
выбирая дорогу поглаже, во избежание малейшего толчка, что не
мешало раненому обзывать их "олухами" и грозить им плетьми за
то, что они, по его словам, трясут его, как горох в решете.
По прибытии домой, он не пожелал лечь в постель, а прилег
на софу, опершись о подушки; ноги ему укрыл стеганым шелковым
одеялом Пикар - камердинер, которого немало удивил и озадачил
плачевный вид побежденного хозяина, совершенно необычный для
такого превосходного фехтовальщика, каким был молодой герцог.
Сидя на складном стуле подле своего друга, кавалер де
Видаленк каждые четверть часа подносил ему ложку микстуры,
прописанной лекарем. Валломбрез упорно молчал, но несмотря на
внешнее спокойствие, видно было, что в нем клокочет глухая
злоба. Наконец ярость его прорвалась в гневной тираде:
- Можешь ты вообразить, Видаленк, чтобы этот тощий
облезлый аист, которому пришлось улепетнуть из своего
полуразрушенного жилья, где он подыхал с голоду, как-то
ухитрился проколоть меня своим клювом? Ведь я же не раз мерился
силами с искуснейшими мастерами нашего времени и неизменно
возвращался после поединка без единой царапинки и, наоборот,
частенько оставлял какого-нибудь вертопраха в беспамятстве,
замертво на руках у его секундантов.
- У самых счастливых и умелых случаются полосы незадач, -
философски заметил Видаленк. -Лик капризницы Фортуны
переменчив: то она улыбается, то хмурится. До сей поры у вас не
было повода на нее сетовать, она пригрела вас на груди, как
первейшего своего баловня.
- Стыдно подумать, что какой-то смехотворный шут,
горе-дворянчик, который терпит затрещины и тумаки в пошлых
фарсах на подмостках театра, взял верх над герцогом де
Валломбрезом, доселе не знавшим поражений, - продолжал
Валломбрез. - Не иначе как под личиной фигляра скрывается
настоящий бретер по ремеслу.
- Его происхождение вам известно и удостоверено маркизом
де Брюйером, - возразил Видаленк. - Тем более удивляет меня его
невиданное умение владеть шпагой, - она превосходит все доселе
известное. Ни Джироламо, ни Парагуанте не обладают таким верным
ударом. Я внимательно следил за ним во время поединка и скажу -
тут растерялись бы и самые наши знаменитые дуэлисты. Лишь
|
|