правились за город, чтобы выкопать своего бога 
Таммуза, которого
они осенью похоронили, громко стеная и раздирая себе тело в кровь.
Снедаемый нетерпением, я вместе с людскими толпами последовал за жрецами. Земля
была покрыта яркой зеленью, на деревьях лопались почки, ворковали голуби, и на 
болотах
громко квакали лягушки. Жрецы откатили камень с могилы, выкопали бога и 
восторженными
кликами возвестили, что Таммуз воскрес. Весь народ присоединился к их ликованию,
 стал
кричать, шуметь и ломать ветки, а в кабачках, которые торговцы на скорую руку 
соорудили
вокруг могилы, полились пиво и вино. Женщины, не помня себя от радости, 
приволокли на
колеснице огромный деревянный фаллос, а когда наступила ночь, сбросили одежды и
разбежались по лугам, не заботясь о том, замужем они или нет. Ликуя, каждая 
соединялась с
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 84
первым же встречным, так что луга и горные склоны скоро наполнились любовными 
стонами.
Во всем этом они тоже отличались от египтян. Глядя на них, я почувствовал 
зависть и подумал,
что, должно быть, родился старым, раз моя родина старше всех других стран, а 
молодые
народы служат своим богам, совершая то, что богам угодно.
Но весна принесла с собой и недобрую весть: из пустыни на сирийские земли 
пришли
хабири, они движутся с севера на юг, грабят приграничные селения, сжигают 
деревни и
осаждают города. Навстречу им из Таниса через Синайскую пустыню прибыли полки 
фараона
и вступили с ними в бой, они взяли в плен предводителя хабири и прогнали 
захватчиков
обратно в пустыню. Такие нашествия с давних пор случались каждую весну, но на 
этот раз
жители Симиры были обеспокоены, ибо хабири ограбили город Катна, где стоял 
египетский
гарнизон, убили местного царя и изрубили мечами всех египтян, даже детей и 
женщин, не взяв
их в плен, чтобы потом получить за них выкуп, а такого не бывало ни на чьей 
памяти – обычно
хабири избегали городов, где стоят египетские войска.
Так в Сирии вспыхнула война, а поскольку мне, никогда ее не видавшему, хотелось
узнать, что это такое и может ли она чему-нибудь меня научить, я отправился к 
войскам
фараона. Я хотел также поупражняться во врачевании ран, наносимых оружием. Но 
особенно
меня соблазнило то, что отрядами фараона командовал Хоремхеб, а я в своем 
одиночестве
жаждал увидеть лицо друга и услышать его голос. Вместе с тем я опасался, что 
Хоремхеб,
стыдясь моих поступков, не захочет меня узнать. Правда, за последние два года 
случилось
столько разных событий, что сердце мое, наверное, зачерствело, поскольку от 
воспоминаний о
совершенном меня уже не сжигал прежний стыд. Поэтому я сел на корабль и поплыл 
к югу
вдоль побережья, а потом примкнул к отрядам, доставлявшим продовольствие в 
глубь страны.
На повозках с зерном, влачимых быками, или на мулах, нагруженных мешками лука и
кувшинами с вином и маслом, я добрался до места. Это был небольшой, окруженный 
стенами
грязный городишко на вершине горы, называвшийся Иерусалимом. Там стоял 
маленький
египетский отряд, и Хоремхеб основал в этом городе свою ставку. Слухи о 
могуществе войск
фараона, распространявшиеся в Симире, оказались сильно преувеличенными, ибо под
командой Хоремхеба находился только отряд колесничих и тысячи две воинов, 
вооруженных
луками и копьями, а полчища хабири, как утверждали, превосходят численность 
песчинок в
пустыне.
Хоремхеб принял меня в грязном глинобитном домике. С недоумением глядя на мой
сирийский плащ, в котором я привык ходить, он сказал:
– Я знал некогда одного Синухе, он был врачевателем и моим другом.
И хотя я, как и он, за эти годы постарел и черты моего лица изменились, он 
наконец
все-таки меня узнал, поднял в знак приветствия свою крученую золотую плетку, 
расплылся в
улыбке и воскликнул:
– Клянусь