покупали правители города и приносили в жертву Ваалу, а 
совершив эту
выгодную сделку, удовлетворенно улыбались и били себя в грудь, гордясь своей
находчивостью и тем, что сумели обмануть божество. Если же раб был очень старый,
 беззубый
и обезножевший, Ваалу завязывали глаза, чтобы он не видел изъянов в жертве и 
только
радовался, чуя запах крови, льющейся в его честь.
Я тоже приносил жертвы Ваалу, раз уж он считался божеством этого города и с ним
лучше было сохранять хорошие отношения, но, как египтянин, я не воздавал ему 
человеческих
жертв, а приносил только золото.
Несколько раз я заходил и в храм Астарты, который открывался по вечерам, слушал 
там
музыку и смотрел, как женщины храма, которых я не хочу называть девами, 
исполняли
обольстительные танцы в честь богини. Поскольку так было принято, я веселился с 
ними, и, к
моему большому удивлению, они научили меня многому такому, что было мне 
неведомо. Но
сердце мое при этом не радовалось, меня толкало к ним только любопытство, и, 
обучившись
всему, чему они могли меня научить, я пресытился ими и перестал ходить в храм 
Астарты,
считая искуссто ее служительниц утомительно однообразным.
Каптаха беспокоило мое состояние, он горестно качал головой, видя, как стареет 
мое
лицо, углубляются морщины на переносице и замыкается сердце. Он хотел, чтобы я 
купил себе
рабыню и в свободное время веселился с ней, раз мне нельзя было взять себе жену 
в чужом
народе и поскольку я не общался с египетской колонией и не мог по этой причине 
радовать
женщин, мужья которых находились в отъезде или несли воинскую службу в глубине 
страны.
Так как Каптах был у меня домоправителем и ведал моим золотом, он однажды по
собственному вкусу купил рабыню, обмыл ее, одел и умастил благовониями, а 
вечером, когда,
устав от целого дня врачевания, я хотел отправиться на покой, показал ее мне.
Это была девушка с островов, белокожая, в меру упитанная, с жемчужными зубами и
круглыми, ласковыми, как у теленка, глазами. Она с почтением смотрела на меня и 
страшилась
чужого города. Каптах показывал ее мне, горячо расхваливая ее красоту, и, желая 
доставить
ему удовольсвие, я попытался предаться с ней веселью. Но хотя я приложил все 
свое искусство,
чтобы не оставаться в одиночестве, сердце мое не радовалось ей, и при всем 
желании я не мог
назвать ее сестрой.
К несчастью, я допустил ошибку, держась с ней приветливо, ибо она от этого
возгордилась и стала очень мешать мне, когда я принимал больных. Она много ела 
и начала
полнеть, без конца выпрашивала новые украшения и наряды, ходила за мной с 
печальными
глазами и беспрестанно желала со мной веселиться. Не помогали мне и поездки в 
глубь страны
и в прибрежные города, ибо она первая встречала меня дома, плакала от радости и 
снова
начинала ходить за мной по пятам, желая лечь со мной в постель. Не помогла и 
палка, которой
я в раздражении ее прибил, – от этого девушка пришла в еще большее возбуждение,
восхищалась моей силой и сделала мою жизнь несносной. В конце концов я решил 
отдать ее
Каптаху, раз он выбрал ее по собственному вкусу, пусть бы повеселился с ней и 
избавил меня
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 82
от нее, но она стала кусать и пинать Каптаха, ругала его на языке Симиры, 
выучив на нем
несколько слов, и на островных языках, которых мы с ним не понимали. Не помогло 
даже то,
что мы оба прибили ее палками, ибо она от этого еще больше возжелала веселиться 
со мной.
Но скарабей снова принес мне удачу: прослышав о моей славе врачевателя, в один 
из дней
ко мне пришел лечиться больной из удаленной от моря земли – это был царь 
амореев по имени
Азиру. Я осмотрел его зубы, покрыл золотом испорченные, а вместо того зуба, 
который он
потерял в битве с соседними народами, изготовил новый из слоновой кости. Пока я 
все это
очень старательно делал