же не могут ни осквернить, ни ранить, ибо тело холодно 
и
бесчувственно, они же, поддаваясь желаниям, порожденным прахом, всякий раз 
вредят только
себе.
Короткими щипцами Рамозе медленно и осторожно вытащил через ноздри тоненькие
косточки черепа знатного человека, а длинными гибкими достал мозг и переложил в 
кувшин в
крепким маслянистым настоем.
– Так зачем? – спросил я. – Зачем тело человека надо сохранять вечно, если оно 
холодно и
бесчувственно?
Рамозе взглянул на меня маленькими кругленькими черепашьими глазками, обтер 
руки
передником и отпил пива из кувшина, стоявшего рядом с другим, где лежал мозг.
– Так было, и так должно быть, – сказал он. – Кто я такой, чтобы объяснять 
подобные
вещи, принятые от века? Но говорят, что Ка человека в могиле возвращается в 
тело, питается
теми жертвами, которые ему приносят, и радуется цветам, которые кладут перед 
ним. Ка ест
очень мало, так мало, что наши глаза этого даже не замечают. Поэтому одну и ту 
же жертву
можно принести многим: фараоновы жертвы, например, относят потом к могилам его
приближенных, а под конец дня жрецы сами съедают их. Ка вылетает в момент его 
смерти
через нос, а куда улетает – не знаю. Но что так происходит – это подтверждали 
свидетели во все
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 69
времена. Между Ка и человеком только та разница, что у Ка нет тени, тогда как 
человек на
свету отбрасывает тень. В остальном они одинаковы. Так говорят.
– Твои слова для меня подобны жужжанию мухи, Рамозе, – сказал я. – Я достаточно 
учен,
и напрасно ты болтаешь о том, чего я наслушался и начитался уже до оскомины. Но 
что есть
истина?
Рамозе снова отхлебнул пива, рассеянно глядя на мозг, куски которого плавали в 
соседнем
кувшине с маслом.
– Ты еще молод и горяч, раз задаешь такие вопросы, – сказал он, гримасничая, и 
тихо
рассмеялся. – Видно, сердце твое воспалено, иначе ты об этом не спрашивал бы. А 
мое старое
сердце уже покрылось рубцами и не болит от многочисленных вопросов. Есть ли 
человеку
польза от того, что тело его сохраняют после смерти или нет пользы, – я не знаю,
 но этого не
знает никто, даже жрецы. А поскольку всегда так делалось, лучше сохранять 
обычай, от этого
беды не случится. Одно я знаю – никто никогда не возвращался из Страны Заката 
рассказать,
что там такое. Некоторые, правда, говорят, что Ка их возлюбленных иногда 
приходят к ним в
сновидениях и дают им советы или предостерегают, но сны – это сны, утром их уже 
нет, они
рассеиваются. Впрочем, однажды какая-то женщина проснулась в Доме Смерти, 
вернулась к
своей семье и дожила до старости, прежде чем снова умерла, но это могло 
случиться лишь
потому, что она умерла не по-настоящему, кто-то, я думаю, заколдовал ее, чтобы 
украсть ее
тело и воспользоваться им по-своему – такое ведь случается, – вот она и стала 
словно мертвая.
Это женщина рассказывала, что, умерев, она попала в темное ущелье смерти, где 
какие-то
страшные призраки, похожие на павианов, лезли к ней и обнимали ее; а уроды с 
головами
крокодилов кусали ее соски – обо всем этом написан рассказ, который хранится в 
храме и
читается за плату всем желающим. Но кто верит женским россказням? Смерть, 
однако,
произвела на нее такое впечатление, что она на всю жизнь сделалась набожной, 
каждый день
ходила в храм и растратила на жертвоприношения все свое приданое, а также 
имущество мужа
и детей, так что они остались нищими и не могли заплатить за бальзамирование ее 
тела, когда
она наконец в самом деле умерла. Зато это сделал храм – подарил ей могилу и 
позаботился о
бальзамировании.