фер спустилась вниз, и мы сели с ней за трапезу. Нам 
подали пять
мясных блюд, двенадцать сортов печеностей и смешанные вина, от которых быстро 
пьянеют.
Ученый писец явился, составил все необходимые документы, и я передал 
Нефернефернефер
могилу своих родителей в Городе мертвых вместе с оплатой всех приготовлений и 
ритуалов,
совершаемых в храмах, так что они утратили вечную жизнь и возможность попасть в 
Страну
Заката после своей смерти. Я закрепил дарственную печатью отца и расписался за 
него, а писец
пообещал еще в этот же день отнести ее в царский архив, чтобы она обрела 
законность.
Нефернефернефер он отдал расписку, которую она небрежно заперла в черную 
шкатулку и
заплатила писцу за его труды, так что он удалился, кланяясь нам и опуская руки 
к коленям.
Когда он ушел, я сказал:
– С этой минуты я проклят и опозорен в глазах людей и богов, Нефернефернефер. 
Докажи
теперь, что содеянное мною стоило того.
Но она только улыбнулась:
– Пей вино, брат мой, чтобы на сердце у тебя стало веселее.
Когда же я хотел войти в нее, она отстранила меня и налила в мою чашу вина из 
кувшина.
Немного погодя она посмотрела на солнце и воскликнула:
– Гляди-ка, день прошел, и вечер уже близок. Чего же ты еще хочешь, Синухе?
– Ты знаешь чего, – ответил я.
Но она спросила:
– Ты, наверное, знаешь, Синухе, какой колодец самый глубокий и какая яма не 
имеет дна?
Поэтому мне пора одеваться и подводить глаза, ведь золотой сосуд должен завтра 
украсить мой
дом.
Когда я хотел удержать ее, она отстранила меня, заливисто рассмеялась, а потом
вскрикнула так громко, что вбежали служанки. И она сказала:
– Как этот мерзкий нищий попал в мой дом? Немедленно вышвырните его на улицу и
даже на порог никогда не пускайте, а если он станет сопротивляться, побейте 
палками!
Обессиленного вином и страстью, рабы вытолкнули меня на улицу, а когда я стал
колотить камнем в закрытые ворота, вышли и побили меня палками. Но поскольку я 
продолжал
так кричать, что вокруг стали собираться люди, они объяснили:
– Этот пьяница оскорбил нашу хозяйку – достойную женщину, которая живет в
собственном доме.
От жестоких побоев я потерял сознание, и тогда они бросили меня на улицу, где 
люди,
проходя мимо, плевали на меня, а собаки на меня мочились.
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 64
Придя в себя и осознав свое жалкое состояние, я не захотел вставать, а 
неподвижно
пролежал на этом же месте до утра. Тьма скрывала меня, и мне казалось, что я 
уже никогда не
смогу показаться ни одному человеку. Наследник дал мне имя: «Тот, который 
одинок», и в эту
ночь я действительно был самым одиноким изо всех людей на земле. Только на заре,
 когда на
улицах снова стали появляться люди и торговцы начали выставлять товары перед 
своими
лавочками, а быки потянули повозки, я встал и ушел за город. Три дня и три ночи 
я прятался
там в зарослях камыша без еды и питья. Все мое тело превратилось в одну 
сплошную рану, и
если бы кто-нибудь заговорил тогда со мной, я закричал бы или завыл в голос. Я 
боялся сойти с
ума.
3
На третий день я омыл лицо и ноги, смыл с одежды запекшуюся кровь и отправился
домой. Но дом уже не был моим, на его воротах висела табличка другого 
врачевателя. Я позвал
Каптаха, он прибежал и, плача от радости, обнял мои колени.
– Господин мой, – сказал он, – в сердце моем ты все еще мой хозяин, кто бы мной 
ни
повелевал. Сюда въехал молокосос, который воображает себя великим врачевателем, 
он
примеряет твои одежды и смеется от радости. Его мать уже ворвалась на кухню и 
ошпарила
мне ноги кипятком, обзывая меня крысой и навозной мухой. Но твои больные 
тоскуют по тебе
и говорят, что