ду возле зарослей лотоса. Ее глаза были ясными,

веселыми и более зелеными, чем воды Нила. Увидев меня, она воскликнула:
– Ой, Синухе! Ты все-таки вернулся ко мне. Может, я и в самом деле не так уж 
стара и
безобразна, раз я тебе не надоела. Чего ты хочешь от меня?
Я смотрел на нее как умирающий от голода смотрит на хлеб, а она склонила 
головку,
рассердилась и сказала:
– Синухе, Синухе, надеюсь, ты не хочешь опять веселиться со мной. Я, правда, 
живу одна,
но я не какая-нибудь презренная женщина и должна заботиться о своей репутации.
– Я подарил тебе вчера все имущество моего отца, – сказал я. – Он был уважаемым
врачом, а теперь стал нищим, и на старости лет ему, слепцу, может быть, 
придется просить
подаяние, а матери стать прачкой.
– Вчера было вчера, а сегодня – сегодня, – сказала Нефернефернефер, глядя на 
меня
прищуренными глазами. – Но я совсем не требовательна, я позволю тебе посидеть 
рядом со
мной и даже подержать мою руку, если захочешь. Мое сердце сегодня радуется, и я 
хочу, чтобы
ты разделил со мной эту радость, хотя вряд ли решусь веселиться с тобой 
как-нибудь иначе. –
Она смотрела на меня, шаловливо улыбаясь, и слегка притронулась к моей груди. – 
Ты даже не
спрашиваешь, чему радуется мое сердце, – продолжала она с упреком. – Но я 
все-таки могу
тебе об этом рассказать. Так знай же, что в город Нижнего Египта прибыл знатный 
человек,
который привез с собой золотой сосуд весом почти сто дебенов, а на сосуде 
изображены всякие
красивые и забавные сценки. Владелец сосуда, правда, такой старый и тощий, что 
его кости,
наверное, проткнут мои бока, но я все-таки думаю, что завтра эта прекрасная 
вещь украсит мой
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 62
дом. Я ведь вовсе не какая-нибудь презренная женщина, и мне нужно заботиться о 
своем
добром имени.
Так как я ничего не сказал, она сделала вид, что глубоко вздыхает и мечтательно 
смотрит
на лотосы и другие цветы, растущие в саду. Потом она медленно разделась и вошла 
в бассейн,
чтобы выкупаться. Ее головка поднималась из воды рядом с лотосами и была 
прекраснее этих
цветов. Закинув руки за голову, Нефернефернефер качалась передо мной на воде и 
говорила:
– Ты сегодня очень молчалив, Синухе. Надеюсь, я невзначай не огорчила тебя? 
Если так
получилось, я с удовольствием исправлю свою оплошность.
Тогда я не выдержал:
– Ты хорошо знаешь, чего я хочу, Нефернефернефер.
– У тебя покраснело лицо и все жилки на висках пульсируют, – заметила она, – 
может
быть, тебе лучше раздеться и войти в водоем, чтобы освежиться вместе со мной, 
ведь сегодня
так жарко. Не смущайся, здесь нас никто не увидит.
Я разделся и вошел в бассейн, и ее бедро коснулось моего. Но когда я хотел 
соединиться с
ней, она, смеясь, убежала от меня и стала брызгать мне в глаза воду.
– Я знаю, чего ты хочешь, Синухе, – сказала она, – хотя моя стыдливость и не 
позволяет
мне смотреть на тебя. Но сначала ты должен сделать мне подарок, ведь ты же 
знаешь, что я не
какая-нибудь презренная женщина.
Я не сдержался и закричал:
– Ты безумная, Нефернефернефер! Ты хорошо знаешь, что обобрала меня дочиста. Я
стыжусь даже самого себя и никогда не посмею встретиться со своими родителями. 
Но я все
еще врач и имя мое вписано в Книгу Дома Жизни. Может быть, я со временем 
приобрету своим
искусством столько, что смогу сделать тебе достойный подарок, но пожалей меня 
наконец, ведь
даже в воде тело мое горит словно в огне, и я готов до крови искусать свои руки,
 глядя на тебя.
Она легла на спину и стала слегка покачиваться, а ее груди, словно розовые 
цветы,
выглядывали из воды.
– Врач лечит руками и глазами, не так ли, Синухе? – спросила она. – Без рук и 
глаз ты
вряд ли сможешь врачева