и закрыть руками лицо, чтобы в слезах излить горечь и 
разочарование,
но на моем крыльце сидел незнакомец в парике и пестрой сирийской одежде. Он 
надменно
поздоровался со мной и спросил у меня совета как у врача.
– Я больше не принимаю больных, – сказал я, – ибо дом этот мне не принадлежит.
– У меня на ногах болезненные мозоли, – настаивал незнакомец, вплетая в свою 
речь
сирийские слова. – Твой умный раб Каптах рекомендовал мне тебя как хорошего 
врачевателя
мозолей. Избавь же меня от моих мучений, и ты не пожалеешь об этом.
Сириец был так настойчив, что я наконец ввел его в дом и позвал Каптаха, чтобы 
он
принес горячей воды. Но мне никто не ответил, а осмотрев мозолистые ноги 
посетителя, я
узнал в них ноги Каптаха. Хитрец снял с головы парик, открыл лицо и громко 
рассмеялся.
– Что это за шутки? – рассердился я и прибил его палкой, так что смех его 
немедленно
превратился в вопли. Но когда я отбросил палку, он сказал:
– Раз я уже не твой раб, а раб другого, то могу тебе признаться, что намерен 
сбежать, и
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 61
поэтому проверял, можно ли меня узнать в этом наряде.
Я напомнил ему о тех наказаниях, которые грозят беглым рабам, и сказал, что он, 
скорее
всего, когда-нибудь попадется, потому что ему нечем будет себя прокормить. Но 
он возразил:
– После того как я вчера вдоволь напился пива, мне приснился сон. Во сне, 
господин мой,
ты спал в горячей печи, но я пришел, накричал на тебя, поднял за шиворот и 
опустил в реку – и
река унесла тебя вдаль. Проснувшись, я отправился на рынок и спросил у 
толкователя снов, что
означает мой сон, он сказал, что хозяин мой в опасности, что я по своей 
дерзости заработаю
много побоев и что хозяину моему предстоит далекий путь. Этот сон – вещий, ибо 
достаточно
увидеть твое лицо, господин мой, чтобы понять, что ты находишься в большой 
опасности, а так
как побои я уже получил, то и остальное, конечно, сбудется. Поэтому я 
приготовил себе вот
этот костюм, чтобы меня не узнали, и решил сопровождать тебя.
– Твоя преданность трогает меня, Каптах, – сказал я, пытаясь изобразить улыбку. 
– Может
быть, мне и в самом деле предстоит дальняя дорога, но если это так, то она 
приведет меня в
Дом Смерти, а туда ты вряд ли захочешь за мной последовать.
– Завтрашний день никому не ведом, – торжественно изрек Каптах. – Ты еще молод 
и
зелен, господин мой, словно теленок, которого мать не успела дочиста облизать. 
Поэтому я не
могу отпустить тебя одного в трудный путь до Дома Смерти и в Страну Заката. 
Если так
случится, я последую за тобой, чтобы помочь твоей неопытности, ибо сердце мое 
прикипело к
тебе, несмотря на все твои безумства, – ведь у меня никогда не было сына, хотя 
я, наверное,
зачал немало детей. Я их, правда, никогда не видел и поэтому хочу думать, что 
ты мой сын. Я
говорю это не для того, чтобы тебя опозорить, а для того, чтобы показать, как я 
к тебе
отношусь.
Его речи были слишком смелыми, но я не стал его больше бить, раз он уже не
принадлежал мне. Я заперся в своей комнате, закрылся с головой и словно мертвый 
проспал до
самого утра, ибо когда горе и позор человека слишком велики, они действуют 
подобно
одуряющим снадобьям. Но, проснувшись утром, я прежде всего вспомнил глаза и 
тело
Нефернефернефер, и мне показалось, что я держу в руках ее гладкую головку и 
чувствую ее
грудь под своей. Почему это было так, я не знаю, может быть, она и в самом деле 
околдовала
меня каким-то неизвестным мне способом, хотя я уже не особенно верю в 
колдовство. Знаю
только, что я омылся, оделся и натер лицо ароматными маслами, собираясь 
отправиться к ней.
2
Нефернефернефер приняла меня в с