|
р лежала в постели, лицо ее было помятым и бледным, зеленые глаза
утратили блеск от выпитого накануне вина.
– Ты наскучил мне, Синухе! – сказала она. – Зачем ты мне надоедаешь? Чего ты
хочешь?
– Есть, пить и веселиться с тобой, – отвечал я, охваченный сердечной мукой. –
Ведь ты же
мне обещала.
– Это было вчера, а сегодня – новый день, – сказала она, и рабыня сняла с нее
измятую
рубашку, принимаясь натирать ароматными маслами все ее тело. Потом она
посмотрела на себя
в зеркало, наложила на лицо краски, надела парик, взяла диадему из старого
золота,
украшенную жемчугом и драгоценными камнями, и примерила ее.
– Какая красивая вещь! – сказала Нефернефернефер. – Она несомненно стоит своей
цены,
я недаром так устала и тело мое измучено, точно я всю ночь сражалась. – Она
зевнула и, желая
взбодриться, отхлебнула вина из чаши, предложив его так же и мне, но я был
охвачен страстью,
и вино мне не понравилось.
– Значит, вчера ты сказала мне неправду, – упрекнул я ее, – и никаких
недомоганий,
которые помешали бы тебе повеселиться со мной, у тебя не было. – Я сказал это
нарочно, ведь
сердце мое поняло это еще вчера.
– Я ошиблась, – отвечала она. – Пора действительно подошла. Меня это очень
беспокоит,
Синухе, вдруг я понесла от тебя, я ведь была так податлива, а ты оказался
слишком пылким. –
Но, говоря __________это, она улыбалась и смотрела на меня насмешливо, и я
понимал, что она просто
потешается надо мной.
– Твоя диадема найдена, кажется, в царской гробнице и привезена из Сирии, –
предположил я. – Мне помнится, ты вчера рассказывала об этом.
– Ах! – молвила она небрежно. – Диадема действительно найдена в постели сирийца,
под
его головным валиком, но тебя это не должно беспокоить – он был жирный как
свинья, с
огромным животом, и от него несло луком. Я получила то, чего желала, и не
намерена его
больше видеть.
Она сняла диадему и парик, небрежно бросила их на пол рядом с постелью и снова
улеглась. Когда она закинула руки за голову и по-кошачьи потянулась, моему
взору открылась
ее макушка, красивая и гладкая.
– Я утомлена и измучена, Синухе, – сказала она. – Ты злоупотребляешь моей
слабостью,
глядя на меня так, когда у меня нет сил сопротивляться. Ты должен помнить, что
я вовсе не
какая-нибудь презренная женщина, хотя и живу одна, и мне приходится заботиться
о своей
репутации.
– Ты ведь отлично знаешь, что больше мне нечего тебе подарить, ты получила все,
что у
меня было, – молвил я, положив голову на край ее постели и вдыхая аромат ее
притираний. Она
тронула рукой мои волосы, но быстро отняла руку, усмехнулась и тряхнула головой.
– До чего мужчины хитры и коварны! – сказала она. – Я же знаю, что ты мне лжешь,
но
ничего не могу с собой поделать – я люблю тебя, Синухе, и я слаба. Ты говорил,
что мое
объятие обожгло тебя сильнее огня, но ведь это неправда. Войди в меня, и вместо
огня ты
почувствуешь прохладу и нежность. Можешь приласкать и мои груди, ибо они устали
и жаждут
ласки.
Но когда я попытался взять ее, она отстранила меня, села в постели и сердито
сказала:
– Хотя я действительно слаба и одинока, я не хочу отдаваться на милость
коварному
мужчине. Ты скрыл от меня, что у твоего отца, Сенмута, есть дом в бедной части
города. Дом
не дорог, но земля, на которой он выстроен, находится вблизи пристани, да и с
домашних
вещей тоже, наверное, можно __________кое-что получить, если распродать их на
рынке. Пожалуй, мы
смогли бы сегодня попить, поесть и повеселиться с тобой, если бы ты отдал все
это мне, ибо
завтрашний день ни
|
|