ва напомнил, что спешу. Но Хоремхеб и не 
подумал
уходить. Он пожаловался, что у него во рту привкус ила и что ему омерзителен 
запах женщины,
который сохранили его руки. Он обнюхал также меня и решил, что я тоже, наверное,
 провел
ночь с женщиной, потому что пахну притираниями. Я сказал, что был у брадобрея, 
ибо мне
показалось оскорбительным ставить Нефернефернефер рядом с его женщиной. У меня 
было
чувство, что со мной случилось нечто совсем иное, чем с ним, и все мое существо 
оплели
невидимые золотые нити. Я, пожалуй, был прав, потому что важно, наверное, не то,
 что человек
делает, а то, что чувствует его сердце тогда, когда он делает это.
– Ты помнишь клятву, которую я принес? – спросил Хоремхеб. – Я действительно 
очень
много выпил, но вино прояснило для меня многие вещи, о которых я думал. Я понял,
 что все те,
кто кичится своим богатством и знатностью, – это всего лишь мухи, кружащиеся 
надо мной.
Может быть, и принцесса Бакетамон, та, которую я люблю, тоже кичливая муха по 
сравнению
со мной. Единственное, что имеет значение, это власть. А без оружия нет власти. 
Так что мой
сокол не ошибся, сделав меня воином.
– Власть не у тех, кто сражается, – сказал я, – а у тех, кто посылает воинов 
сражаться за
них.
– Я не дурак, – сказал Хоремхеб. – Но тот, кто сидит в высоком кресле и 
воображает себя
повелителем, может быть, на самом деле никем и не повелевает, ибо настоящей 
властью тайно
владеют совсем другие люди. Я думаю, что коллегия жрецов Амона имеет большую 
власть в
Египте и что у того жреца, который сидит по правую руку царицы-матери, сейчас в 
руках
огромная сила. Но если бы кто-то собрал войска, заставил их выполнять свои 
приказы и повел
на войну, именно этот человек оказался бы истинным властителем.
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 55
– И все-таки ты глуп, – возразил я, – ибо воин должен принести клятву верности 
фараону.
А фараон всегда выше всех.
– Ты прав, – согласился Хоремхеб, – воин должен быть предан высшему лицу, на 
этом
держится вся воинская дисциплина, без верности нет армии. Простых людей 
верности учит
плетка, но если военачальник не верен, то и его подчиненные не верны – вот в 
чем беда. И
все-таки я собираюсь остаться в Фивах, пока не пробьет мой час. Переспав с 
женщиной, я стал
гораздо спокойнее, и, хотя по-прежнему люблю недостижимую, любовь в моем сердце 
так
улеглась, что она мучает меня не больше обычных болей в желудке. Поэтому, я 
благодарен
тебе, друг мой Синухе, за добрые советы, и если тебе когда-нибудь потребутся 
совет или
помощь, ты найдешь меня в Золотом дворце.
Наконец он ушел на рынок менять зеленый парик на плетку старшего офицера, а я 
нанял
носилки, поскольку не хотел пачкать ноги и одежду уличной пылью, и велел 
носильщикам
поскорее примчать меня к дому Нефернефернефер. Мой одноглазый слуга Каптах 
озабоченно
глядел мне вслед и качал головой, так как я еще никогда не покидал своей 
рабочей комнаты
среди дня, и он боялся, что раз я пренебрегаю больными, их подношения иссякнут. 
Но у меня в
голове была одна-единственная мысль, и тело мое горело, словно в огне, хотя 
этот огонь был
нежным.
Служанка впустила меня и провела в комнату Нефернефернефер. Она как раз
прихорашивалась перед зеркалом и посмотрела на меня холодными, словно зеленый 
камень,
глазами.
– Чего ты хочешь, Синухе? – спросила она. – Твое присутствие вызывает во мне 
досаду.
– Ты хорошо знаешь, чего я хочу, – сказал я и попытался ее обнять, помня о том, 
как
добра она была ночью.
Но она ре