сочли официально умершим, и после этого я не мог подписать ни одного
документа, не прибавив к имени Синухе слова «Тот, который одинок». Во дворце 
меня уже
никто не называл прежним именем.
3
Когда я, в новом одеянии и с золотыми браслетами на запястьях, вернулся в Дом 
Жизни,
мои учителя поклонились мне, опустив руки к коленям. Но я все-таки был лишь 
учеником, и
мне предстояло написать точный, с подробностями, отчет о трепанации черепа и 
смерти
фараона, скрепив его своей подписью. Я потратил на это изложение много времени 
и закончил
его описанием того, как душа вылетела из носа фараона в образе птицы и взмыла 
прямо к
солнцу. У меня настойчиво спрашивали, не пришел ли фараон в сознание перед 
кончиной и не
выдохнул ли: «Да будет благословен Амон!», как утверждали многие другие 
свидетели.
Напрягши память, я решил подтвердить и это показание, и мне приятно было 
слышать, как в
преддверии храмов мое сообщение ежедневно читалось народу в течение тех 
семидесяти дней,
пока тело фараона готовили в Доме Смерти к вечной жизни. Во время этого траура 
все дома
увеселений, кабаки и пивные в Фивах были закрыты, так что купить вина и 
послушать музыку
можно было только войдя в них с черного хода.
Но по прошествии семидесяти дней мне объявили, что я признан закончившим учебу
врачевателем и могу начинать лечение больных в любой части города. Если же я 
захочу
продолжить свое обучение в какой-нибудь отдельной области медицины, стать, 
например,
зубным или ушным целителем, родовспомогателем, костоправом, мастером врачующего 
ножа
либо избрать любую другую из четырнадцати специальностей, которым обучают в 
Доме Жизни
лучшие врачи, то мне достаточно только сказать, какая наука мне больше по душе. 
Это
свидетельствовало об особой милости и доказывало щедрость Амона к своим 
служителям.
Я был молод, наука Дома Жизни больше не привлекала меня. Я заразился угаром Фив,

хотел стать богатым и знаменитым и воспользоваться временем, пока людям еще 
знакомо имя
Синухе, Того, который одинок. У меня имелось золото, я купил себе небольшой дом 
возле
богатого квартала города, обставил его соответственно своим средствам и купил 
раба, который,
правда, был худ и одноглаз, но пригоден для исполнения своих обязанностей. Его 
звали Каптах,
и он утверждал, что его одноглазость послужит моей выгоде, так как он станет 
рассказывать
ожидающим своей очереди больным, что я купил его совсем незрячего, но вылечил 
ему один
глаз.
Я велел разрисовать стены приемной, где должны были дожидаться больные. На 
одной
стене мудрый Имхотеп – бог врачевания обучал меня – Синухе. Я стоял перед ним –
крошечный, как и положено, но под картиной была подпись: «Самый умный и 
способный из
моих учеников – Синухе, сын Сенмута, Тот который одинок». На другой я приносил 
жертвы
Амону, чтобы воздать положенное ему и чтобы мне доверяли больные. А на третьей 
великий
фараон в облике птицы глядел на меня с неба, и его слуги отмеряли мне золото и 
облачали меня
в новые одежды.
Эти фрески я заказал Тутмесу, хотя он не считался официальным художником, имя 
его не
было вписано в книги храма Птаха. Но он был моим другом и сделал росписи 
необычайно
мастерски, по старинному обычаю. Применив пурпур и охру, которые стоят недорого,
 он
добился того, что люди, увидевшие эти изображения, всплескивали руками от 
изумления и
говорили: «Поистине Синухе, сын Сенмута, Тот, который одинок, внушает доверие и 
искусно
врачует своих больных».
Когда в