орожная пыль.
Слуга привел из конюшни унимателя крови, который захлебываясь рассказывал, что
лошади фараона пьют из медных корыт, а их стойла украшены росписями и цветными
каменьями.
– Но быков я не видел, – сказал он печально. – Боюсь, что у фараона вообще нет 
быков.
Зато я видел много удивительных снов, пока спал на соломе. Я видел, как Синухе 
ведет на
заклание белого коня, и видел свою покойную мать, будто она, живая, в Стране 
Заката хлопочет
по хозяйству на кухне.
– Этот сон легко объяснить, – усмехнулся Птахор. – Белая лошадь – ты, а твоя 
мать
готовит тебе праздничный ужин, чтобы встретить тебя в чертогах смерти, ибо, 
если я не очень
ошибаюсь, скоро нам, всем троим, предстоит умереть.
Униматель крови смирился с этой мыслью.
– Я думаю, что в Стране Заката есть большие красивые быки, – решил он, – ведь 
пока моя
мать говорила со мной и предостерегала меня, чтобы я не пачкал одежду, я 
услышал
раздававшееся где-то поблизости мычание стада. Но от этих звуков я проснулся и
почувствовал, как урчит у меня в животе и как намокла моя набедренная повязка. 
Это из-за
вина. Я ведь не привык пить вино.
Он говорил еще много всяческих глупостей, пока нас не отвели в Дом правосудия, 
где
старый хранитель печати сидел в кресле, а перед ним лежали сорок кожаных 
свитков, на
которых были начертаны законы. Нас окружили вооруженные стражники так, чтоб мы 
не
смогли убежать, и хранитель печати, развернув свитки, прочитал законы, по 
которым нам
предстояло умереть, так как фараон не пришел в себя после вскрытия черепа. Я 
смотрел на
Птахора, но он только улыбнулся, когда появился палач с мечом.
– Пусть начнут с унимателя крови, – сказал Птахор. – Он спешит больше нас, его 
мать в
Стране Заката уже варит ему гороховую кашу.
Униматель крови дружески попрощался с нами, совершил ритуальные знаки в честь
Амона и покорно встал на колени перед кожаными свитками. Палач поднял меч, 
взмахнул им
над головой осужденного, так что в воздухе раздался свист, но вдруг задержал 
удар, и кончик
меча только слегка коснулся шеи унимателя крови. Однако тот все-таки упал, и мы 
подумали,
что он потерял сознание от страха, ибо на шее его не появилось ни малейшей 
ранки.
Когда подошла моя очередь, я без страха опустился на колени, палач улыбнулся 
мне и, не
желая меня пугать, только чуть притронулся мечом к моей шее. Птахор счел себя 
таким
низкорослым, что даже не встал на колени. Палач взмахнул мечом и над его шеей.
Так мы умерли, проговор был исполнен, а нам дали новые имена, вырезанные на 
тяжелых
золотых браслетах. На браслете Птахора значилось: «Тот, который похож на 
павиана», а на
моем: «Тот, который одинок». После этого Птахору отмерили в золоте его 
врачебное
вознаграждение. Меня тоже одарили золотом, нас облачили в новые одежды, и я 
впервые в
жизни обрядился в складчатую юбку из царского льна и тяжелый воротник, 
украшенный
серебром и драгоценными каменьями.
Слуги хотели поднять с земли унимателя крови, чтобы привести его в чувство, но 
он был
мерв словно камень. Я это видел собственными глазами и могу подтвердить, что 
все так и было.
Почему он умер – этого мне не понять, разве только потому, что верил в смертный 
приговор.
Несмотря на глупость, он обладал способностью останавливать кровь, а такой 
человек не похож
на других.
В дни всенародного траура по фараону весть о странной смерти унимателя крови 
широко
распространилась, и те, кто об этом прослышал, не могли сдержать оглушительного 
смеха. Они
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 44
хлопали себя руками по коленям и хохотали, потому что этот случай был и в самом 
деле очень
потешным.
Меня тоже