выхватил надпиленный кусочек кости, только 
хруст
раздался.
– Посвети-ка, Синухе.
Птахор вздохнул, так как главное было позади. Я тоже вздохнул, инстинктивно, и 
то же
чувство облегчения как будто передалось лежавшему в беспамятстве фараону, члены 
его
шевельнулись и обмякли, дыхание замедлилось, он погрузился в еще более глубокое 
забытье.
При ярком свете Птахор внимательно разглядывал мозг фараона, открывшийся глазам 
в
отверстии черепной коробки. Мозговое вещество было синевато-серое и вздрагивало.

– Гм, – произнес Птахор в раздумье. – Мы свое дело сделали. Пусть его Атон 
позаботится
об остальном, ибо это уже во власти богов, а не людей.
Легко и осторожно он положил выпиленный кусочек кости на прежнее место, замазал
щель клеем, натянул обратно отвернутую кожу и наложил повязку. Божественная 
супруга
фараона опустила голову на резную подставку из дорогого дерева и подняла глаза 
на Птахора.
Кровь запеклась на ее одежде, но она не обращала на это внимания. Птахор 
спокойно встретил
ее бесстрашный взгляд и, не кланяясь, твердо сказал:
– Он доживет до рассвета, если его бог позволит.
Затем он поднял руки в знак печали, и я сделал то же. Но когда Птахор поднял 
руки,
чтобы выразить сочувствие, я уже не посмел следовать его примеру, ибо кто же я 
такой, чтобы
жалеть царственных особ. Очистив в огне инструменты, я уложил их на место в 
эбеновый ящик
Птахора.
– Тебе будут вручены большие дары, – сказала Божественная супруга фараона и 
жестом
разрешила нам удалиться.
Для нас был накрыт стол в одном из царских залов, и при виде кувшинов с вином,
выстроенных вдоль стены, Птахор повеселел. Он внимательно прочел надписи на 
печатях и
велел откупорить один кувшин. Рабы полили нам воды на руки. Я спросил, как 
Птахор
осмелился столь непочтительно разговаривать с царственной супругой и 
наследником?
– Правда, фараон и при жизни бог, – сказал Птахор и осклабился, отчего стал еще 
более
похож на старого павиана. – Правда, в его честь возводят храмы, ему приносят 
жертвы в самых
отдаленных уголках земли, но, как врач, ты видел, что фараон лишь человек, 
смертный и нам
подобный. И царица всего лишь человек, со всеми свойствами женщины. Мои речи не 
более
чем жужжание мухи в ушах царствующих, и, если бы я жужжал, как жужжат все 
прочие мухи
вокруг них, они не преклонили бы ко мне свое ухо. А так они говорят: Птахор 
странный, но
честный человек. Простим ему его чудачества ради его старости и добрых 
намерений. И они
помнят меня, приглашают и награждают богатыми дарами. Запомни и ты, если хочешь,
 чтобы
владыка услышал твои слова, говори с ним не так, как другие, обращайся к нему 
как к себе
подобному. Тогда он либо услышит твои слова, либо тебя прогонят палками, но и в 
том и в
другом случае он тебя запомнит. А это великое дело.
Птахор выпил вина и оживился. Униматель крови, позабыв сонливую угрюмость, 
пихал в
рот медовое мясо и приговаривал:
– Тут уж мы не в глиняной халупе.
Он тоже пил вино, пил, словно это простое пиво, так что вскоре глаза его 
заблестели, а
лицо стало красным. Он все повторял:
– Нет, это уж не то, что в глиняной халупе, нет, брат!
Слуга слил ему на руки, и он плескался так, что брызги летели по всей земле. 
Птахор
добродушно поглядел на него и посоветовал сходить посмотреть царские конюшни, 
коль скоро
представилась такая возможность, потому что покинуть пределы дворца нам нельзя 
будет до
тех пор, пока фараон не испустит дух или не выздоровеет. Такой был обычай. И 
если фараон
умрет, то нас казнят.
Униматель