ающих, Каптах был уже там. Много выпив в 
кабачке,
он принялся рассуждать:
– Господин мой, для слуг эта страна не хуже Страны Заката, здесь никто не бьет 
их
палкой, ни один хозяин не знает, сколько денег у него было в кошельке и какие 
украшения он
купил. Поистине, господин мой, эта земля благословенна для слуг – ведь если 
хозяин
рассердится на слугу и прогонит его из дома (а это самое жестокое наказание), 
слуге
достаточно где-нибудь спрятаться и вернуться на следующий день, чтобы хозяин 
все забыл. Но
для моряков и рабов, живущих в гавани, это плохая страна, ибо домоправители 
колотят рабов
острыми палками и скупятся, а торговцы обманывают симирцев так же охотно, как 
симирцы –
египтян. Но у них есть маленькие рыбки, которых они сохраняют в глиняном 
кувшине с
оливковым маслом и которыми хорошо закусывать вино. За этих вкусных рыбок я им 
многое
прощаю.
Все это он говорил так, словно был пьян, но, заперев дверь и убедившись, что 
нас никто
не подслушивает, сказал:
– Господин мой, в этой стране происходят странные вещи, моряки в кабачках 
говорят, что
критский бог умер и жрецы в панике ищут нового. Но это опасные речи, если 
кто-нибудь их
услышит, говорящего сбрасывают со скалы в море на съедение рыбам, потому что 
есть
предсказание, будто могущество Крита кончится, если его бог умрет.
При этих словах в сердце у меня вспыхнула надежда, и я сказал Каптаху:
– В полнолуние Минея должна вступить в чертоги божества, но если бог и вправду 
умер, а
это возможно, ибо народ в конце концов всегда все узнает, пусть ему даже никто 
ничего не
рассказывает, тогда Минея сможет вернуться из дворца, откуда до сих пор никто 
не
возвращался.
– Неужели эта проклятая девчонка еще мало принесла нам трудностей и огорчений? 
–
обиженно молвил Каптах. – Ведь для моей чести поистине оскорбительно, чтобы 
женщина била
меня сандалией по лицу и даже разбила мне нос. Но ты сказал верно: народ все в 
конце концов
узнает, пусть даже никто ему ничего не сообщает, сначала он чувствует это 
смутно, словно во
сне, но однажды молниеносно прозревает, и тогда начинаются всякие перемены, 
затеваются
драки на перекрестках, поджигаются дома, и очень многое меняется. Если их бог и 
в самом
деле умер, я не завидую критской знати, потому что, узнав об этом, жители 
гавани ринутся в
город, кузнецы возьмут свои молоты, рыбаки – остроги, носильщики тяжестей 
вооружатся
дубинами – так я думаю, хотя все может случиться и иначе.
Пока он говорил, я вспомнил о предсказаниях вавилонских звездочетов.
– Вавилонские жрецы прочитали по звездам, что год Земли кончается, и, когда 
боги
умрут, начнется новый год Земли, после чего все будет по-другому. Но может быть,
 это
предсказание касается только Крита, ведь симирские и египетские боги никогда не 
умрут, они
будут жить вечно.
– Мудрость твоя велика, господин мой, – согласился Каптах, – и, будь я 
достаточно пьян,
я, наверное, хорошо понял бы, что ты говоришь, но теперь у меня в голове все 
перемешалось:
звезды, жрецы, боги и года Земли; единственное, что я понимаю, это то, что ты 
сказал о Минее.
Ибо во всех твоих речах Минея – и начало, и конец, и середина, и мне очень 
жалко тебя, ведь я
уже много раз тебе говорил – рабыня или девушка в доме увеселений даст тебе 
столько же,
только с меньшими мучениями. Да и эти гологрудые критянки, как я слыхал в 
кабачках, не
очень крепко сжимают свои колени. Но если тебе нужна именно Минея, то нет 
ничего проще:
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 148
стукнем по ее голове деревянной