ели, не вскрывать им нарывы, не промывать глаза, так 
как знал, что
иначе они скоро ослепнут. За все это я не просил у них подарков, а делал это по 
доброй воле.
Почему я подвергал себя опасности быть узнанным – того я н ведаю. Может быть, 
сердце
мое стало чувствительным из-за Минеи, которую я видел ежедневно и которая по 
ночам
согревала мне бок, когда мы спали на глиняных полах, пахнущих соломой и навозом.
 Может
быть, ради нее я старался смягчить богов добрыми делами, а может быть, просто 
хотел
упражняться в своем искусстве, чтобы при врачевании рука моя не утратила 
твердости, а глаз
зоркости, ибо чем дольше я жил, тем лучше начинал понимать, что каждое дело 
человек делает
по многим причинам и даже сам не всегда знает зачем. Поэтому все человеческие 
деяния для
меня лишь пыль под ногами, ибо я не ведаю, ради чего они совершены и каково их
предназначение.
Мы испытали на своем пути много тягот, руки мои огрубели, кожа на подошвах 
стала
толстой, солнце иссушило лицо, пыль слепила глаза, но позднее это путешествие 
по пыльным
дорогам Вавилонии вспоминалось мне как прекрасное, незабвенное время, и я отдал 
бы многое
из обретенного и испытанного в течение жизни ради того, чтобы еще раз проделать 
этот путь
таким же молодым, бодрым и неутомимым и чтобы рядом со мной шла Минея с глазами,

сияющими, словно лунный свет на воде. Всю дорогу за нами тенью следовала смерть,
 она не
была бы легкой, если бы нас обнаружили и отдали в руки царя, но в те далекие 
времена я не
вспоминал о ней и не боялся ее, хотя жизнь была для меня так дорога, как 
никогда прежде,
потому что я шел рядом с Минеей и смотрел, как она танцует на покрытых глиной 
площадках,
которые обливали водой, чтобы они не пылили. Благодаря ей я забыл о позоре 
своей юности, о
своем преступлении, и каждое утро, просыпаясь от блеяния овец и мычания коров, 
любуясь
тем, как подобно золотой ладье поднимается и плывет по омытому до сини 
небосводу солнце,
сердце мое становилось легким, словно птица.
Наконец мы добрались до выжженной солнцем границы, и пастухи, принимая нас за
бедняков, указали нам дорогу, так что мы попали в Митанни и в Нахарин, не платя 
пошлину и
не встретив ни вавилонских, ни митаннских стражей. Лишь придя в большой город, 
где люди
не знали друг друга, мы пошли в торговые ряды, купили себе новые одежды, 
умылись и
оделись так, как подобало нашему положению, и поселились в доме для богатых 
приезжих.
Поскольку золото мое кончалось, я задержался в этом городе, чтобы заняться 
врачеванием.
Больных было много, и многих я излечил, ибо жители Митанни, как и прежде, 
отличались
любопытством и любили все чужеземное. Минея привлекала внимание своей красотой, 
и
многие богачи хотели ее у меня купить. Каптах отдыхал от дорожных тягот, жирел 
и встречался
со множеством женщин, которые были милостивы к нему благодаря его сказкам. 
Насладившись
вином в домах увеселений, он рассказывал о том дне, когда был царем Вавилонии, 
и слушатели
смеялись, хлопали себя по коленям и говорили: «Такого обманщика мы еще никогда 
не
слыхали. Язык у него длинный и гибкий, как река».
Так шло время пока в обращенных ко мне глазах Минеи не стало вспыхивать
беспокойство, по ночам она не могла уснуть и плакала. Наконец __________я 
сказал ей:
– Знаю, что ты тоскуешь по своей родине и по своему богу. Нам предстоит долгий 
путь.
Но сначала мне придется побывать в земле хеттов – почему – этого я не могу 
открыть.
Расспрашивая торговцев и путешественников в домах приезжих и получив от них 
много
сведений, правда противоречивых, я узнал, что из страны хеттов можно доплыть до 
Крита, но,
так как я не вполне