где скопцы очень обрадовались, увидев меня, так как они 
боялись, что царь
может прийти в любую минуту.
Но, открыв дверь в покои, где я запер Минею, я тут же, разрывая на себе волосы, 
с
воплями выбежал обратно.
– Войдите посмотреть, что случилось! – кричал я. – Вот она лежит бездыханная, 
вся в
крови, а рядом с ней на полу окровавленый нож, и даже волосы ее в крови.
Скопцы вошли и, увидев кровь, которой они очень боялись, почувствовали такой 
страх,
что не осмелились даже прикоснуться к девушке. Боясь царского гнева, они 
заплакали и стали
стенать, но я сказал им:
– Мы все – вы и я – попали в плохую историю, поэтому принесите скорее ковер, в
который я смогу завернуть тело, и смойте с пола кровь, чтобы никто не узнал, 
что здесь
произошло, ибо царь рассчитывал на много радостей от этой девушки, хотя еще и 
не видел ее, и
гнев его будет ужасен, если он узнает, что вы и я своим неразумием позволили ей 
умереть, как
захотел ее бог. Потом идите скорее и купите другую девушку вместо этой, и лучше 
такую,
которую привезли из дальних краев и которая не знает вашего языка. Нарядите ее 
для царя, а
если она будет сопротивляться, побейте ее палками в его присутствии – это 
доставит ему
большое удовольствие, и он вас хорошо наградит.
Скопцы поняли, что слова мои мудры, и я, не торгуясь с ними, отдал им половину 
того
серебра, которое, как они сказали, требуется на покупку новой девушки, хотя я 
знал, что они
его присвоят и купят девушку на царское серебро, украв еще и оттуда, так как 
заставят торговца
записать на глиняной табличке большую цену, чем он получит с них, – но так было 
и так всегда
будет принято у скопцов во всем мире, поэтому я не хотел с ними спорить. Они 
принесли мне
ковер, в который я завернул тело Минеи, и помогли отнести его через темный двор 
в носилки,
где в своем кувшине уже находился Каптах.
Вот так под покровом ночи я покидал Вавилон, истратив много золота и серебра, 
хотя мог
бы разбогатеть и набраться еще всяких знаний. Но носильщики ворчали:
– Что это за человек, который заставляет нас идти в темноте без факелов и 
тащить
погребальные кувшины и царские ковры, так что шеи наши сгибаются, как у волов 
под ярмом, а
оглобли носилок до крови протирают нам плечи. Воистину печени наши почернели от 
страха
из-за того, что нам приходится тащить покойника в ночной тьме, а из ковра на 
нас капает кровь.
За все это он должен нам щедро заплатить.
Добравшись до берега, я велел им поставить кувшин в лодку, а ковер перенес туда 
сам и
спрятал под навесом. Носильщикам я сказал:
– Собачьи дети! Если кто-нибудь у вас спросит, вы ничего не видели и не слышали 
нынче
ночью, и за это я дам каждому из вас по куску серебра.
Они запрыгали от радости и закричали:
– Воистину мы послужили знатному господину, но уши наши глухи и глаза слепы, и 
мы
ничего не видели и не слышали сегодня ночью.
Тут я отпустил их, хотя и знал, что они напьются, как во все времена было в 
обычае у
носильщиков, и спьяну выболтают все, что видели. Но с этим я ничего не мог 
поделать, ибо их
было восемь силачей, и я не мог их всех убить и бросить в реку, даже если бы 
хотел.
Когда они ушли, я разбудил гребцов, и при свете выплывшей на небо луны они, 
зевая и
проклиная свою судьбу, так как головы у них болели от выпитого пива, опустили 
весла в воду и
вывели лодку из города.
Таким образом я бежал из Вавилона, но зачем я все это сделал – не ведаю; 
наверное, так
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 124
было начертано на звездах еще до моего рождения, и я не мог ничего изменить.
Свиток седьмой
МИНЕЯ
1
Река ночью не охраняла